— Что? Да кто это сочиняет — за мои деньги налогоплательщика!
Печальным взглядом сын ему ответил: легко тебе общими фразами отделываться, когда ты рулишь такими бабками!
Уже через месяц наша Аня приходит к нам домой, лицо — как будто пролежавшее в воде несколько дней. Но еще из последних сил протягивает нам какие-то немецкие чашки чайные, ну просто фарфоровые перепонки!
Села она и молчит. Хотелось ее растолкать: не тормози!
— Ань, как себя чувствуешь?
— Немного пострадала сегодня: чай наливала, а черепаха, поганка, как схватит за пятку — требовала есть. И я кипяток на палец.
Какая черепаха? Ну, допустим, купили подарить внуку. А почему не подарили?
— Ладно, это не соль, — без выражения продолжала Аня. — Помните моего пасынка?
— Угу. Смутно.
— У него еще все начинается с полутора миллионов: и жизнь, и счастье, и любовь. Теперь не знаем, куда от него бежать. Неделю назад под предлогом отксерить зашел в кабинет и взял ключи от нашей квартиры, гаденыш… — Тут она спохватилась: — Да нет, он ничего, неплохой. Это его все бабы подкосили.
— Может, это он баб косил?
— Первая жена до сих пор на нем висит, вторая, молодая, травит, требует, чтоб денег было больше. Да еще Иван видел его с какой-то в ЦУМе — покупал он ей бюстгальтер чуть ли не за пять тысяч…
— Хорошо, что она не Артемида Эфесская с двумя рядами грудей!
— Ты в шестьдесят лет, Букур, кипишь, я вижу… Ну, я опять про свое. В общем, мы обнаружили уже в четыре часа дня, что ключи украдены.
Я вам не говорила? У Ивана в том числе есть хозяйственный магазин. Он съездил, привез два замка, старые убрал, новые врезал. И тут же у него сердечный приступ! Ведь Иван Константинович сыну построил одну квартиру, потом тот развелся, отец купил ему другую. И эта фисташковая тоже записана на его имя. Но у него — удава — видимо, нет сил ждать, когда отец помрет и освободит площадь!
Мы ей кивали типа с ума сойти. Ну а дальше как-то даже удивились, разгорячились и загоревали: в самом деле, видно, богатым тяжелее, чем нам. Подкрепившись чаем и нашим сочувствием, Аня продолжала:
— Через день пасынок ключи вернул — подбросил. Но представляете: приехали в гости. Пасынок в гостиную, а жена его, как ящерица, скользнула на кухню. Я за ней: у меня там суп кипит. А она стоит у плиты, переливается косметикой. Вдруг она в суп что-нибудь как сыпанет! Для чего ей наша кухня? Руки можно и в ванной помыть. Тем более что она увлекается травками…
— Да, мы слышали — лечится.
— В основном все для лица. Мы еще с Иваном смеялись: травки-отравки… теперь не до юмора.
— Может, ей воды стакан…
— Может, стакан... А зачем тогда ключи украли? Я говорю своему: у нее маленький ротик, но видно, что она им может много погрызть. А сегодня Ивана Константиновича вывесили из вертолета вниз головой: “Деньги отдашь?” — “Нет”. — “Ну тогда прощай!” Он полетел, закричал и проснулся. Я проснулась — до сих пор меня колотит.
Тут пришли чужие люди — смотреть нашу коммуналку (мы размечтались об обмене). Когда они ушли, не скрывая разочарования, Аня рассказала:
— Невестка-то, Травка-отравка, ходит вот так — смотрит квартиры. Хобби такое. Ничего не покупает. Для нее смотреть квартиры — развлечение. Ходит с риэлторами и людей зря тревожит…
Теперь, читатель, слушай сюда. Аня с Иваном решили: пусть сынок подавится этой квартирой, а они выпишутся, купят другую. Но тут сразу тормоз мечтам, искры из глаз: ведь Иван-младший, скорее всего, захотел все наследство! И ресторан! И магазин! Аня шептала мужу, и тот начинал с каждым словом седеть:
— Подложит он нам что-нибудь на даче! И тогда сразу получит все наследство.
И после такой голливудщины вызывалась к Ивану Константиновичу сначала простая “скорая” — 03, но она не снимала трубку.
— Потом приезжали внимательные разумные врачи. Угадайте, почему?
— Трудно, но мы попробуем. Наверно, потому, что это платная “скорая”.
Потом Иван Константинович опустошенно начинал высчитывать: на 99 процентов он уверен, что сын замышляет что-то страшное, нечеловеческое. Но один процент — он такой огромный, просто сердце истыкал все:
— Ивану-младшему три года было. Играли в чаепитие в детском саду, насыпали песок в игрушечные стаканчики. Воспитательница, практикантка еще, командует: “Горячо, дуйте, ждите! А вот теперь можно пить”. Не успели оглянуться, как мой дурак заглотил весь песок и чудом не умер. Ведь в группе тридцать два ребенка, а пил песок он один. Такой был доверчивый.