С большим сожалением надо признать, что наша страна, пережившая с коллапсом Советского Союза такой же исторический эпизод «открытия закрытого общества», не смогла повторить японский успех с формулировкой национальной идентичности и своего «нового пути», сочетающего лучшие национальные и иностранные концепты. Россия, развивая образы движения, забуксовала
в мучительном периоде поиска самоидентификации и социальной апатии, все больше склоняясь в своем выборе (как под влиянием государственных инициатив, так и из-за ресентиментной ностальгии части общества) к обращению к «героическому прошлому» — к советской, сталинской эпохе. И, также с сожалением, приходится признать, что если Россия не обратилась к японскому опыту, то, в данном случае, Япония самых последних лет как раз все яснее демонстрирует сходную с российской тенденцию обращения к домодерным, почвенническим идеалам, славным временам «сильной страны». Так, как уже упоминалось, японские премьер-министры сочли возможным посещать синтоистский храм Ясукуни в Токио, являющийся настоящей «красной тряпкой» для корейцев и японцев, ибо в нем обожествляются погибшие японские солдаты. Японцы также отказываются от «проработки прошлого», умело вуалируя в своих исторических учебниках преступления против китайского населения.
Под конец же позволю привести пример из собственной практики. Работая с японцами и делая много письменных переводов, я недавно получил от японского коллеги ссылку на инструкцию, исходящую от одной из организаций при японском министерстве культуры (его полное название — Министерство образования, культуры, спорта, науки и техники Правительства Японии). Как известно, в японском языке много заимствований (так называемых «гайрайго») из западных языков, прежде всего английского [62] , которые давно уже вошли в плоть и кровь японского. В инструкции же содержался призыв максимально избегать гайрайго и использовать вместо них японские слова. Дело вполне благое, самих владеющих японским и испытывающих симпатию к японской культуре иностранцев подчас раздражает обилие гайрайго , использование их без какой-либо особой нужды (когда, скажем, вместо семантически нейтрального японского слова « ё бикакэ », то есть «призыв», вдруг используется также совершенно не имеющее никаких дополнительных семантических коннотаций калькированное с английского «call» и записанное в японской транскрипции « кору »). Но в полученной инструкции речь была о другом. Предлагалось даже самые очевидные, вошедшие во все языки мира английские слова заменять неуклюжими японскими неологизмами, составленными из нескольких иероглифов, трудными даже для самих японцев. Само по себе это напоминало «птичий язык» героя «Ракового корпуса» Солженицына — тот вместо «философии» использовал «любомудрие» и так далее — или же лингвистическую борьбу против англицизмов во Франции, жертвой которой пало даже слово «компьютер». Зная способность японцев «увлекаться» и доходить во всем до крайности, нельзя не признать в этом тревожный знак... [63]
Будем надеяться, что и Япония и Россия хорошо изучат — возможно, даже на взаимном опыте — «правила движения» в истории тоталитарных государств и не будут в своем развитии совершать роковых «поворотов».
[1] Ресентимент — новое переживание прежнего чувства, благодаря которому прежнее чувство усиливается
[2] Цит. по кн.: К у л а н о в А. Обратная сторона Японии. М., «АСТ»; «Астрель», 2008, стр. 250.
[3] М е щ е р я к о в А. Быть японцем. История, поэтика и сценография японского тоталитаризма. М., «Наталис», 2009, стр. 541.
[4] Г у д к о в Л. Негативная идентичность. М., «Новое литературное обозрение», «ВЦИОМ-А», 2004, стр. 9 — 10.
[5] Содержательный разбор отношения Оэ к фигуре императора, а также разбор его полемики с Мисимой по этому поводу см.: N a p i e r S. J. Escape from the wasteland: Romanticism and realism in the fiction of Mishima Yukio and Oe Kenzaburo. Harvard University, 1995, р. 145 — 176. О взглядах Мисимы и Оэ также сказано, что их взгляды на войну развились как реакция на «политическую атмосферу 60-х», а «несмотря на их идейные предпочтения, можно, кажется, сказать, что оба автора обнаружили в теме войны точку внутреннего отсчета» (там же, стр. 6).