Максим Кантор. Бунт сытых. — “Новая газета”, 2009, № 127, 16 ноября <http://www.novayagazeta.ru>.
“Революция социальная не может произойти по простой причине: чтобы подхватить лозунг, надо говорить на языке оратора. А общего языка нет”.
“Если перестройка была возможна в России благодаря наличию советского общества (обманутого, разочарованного, но общества, скрепленного поруганными идеалами), то никакая социальная революция не может произойти в народе, который единого общества собой не представляет”.
“Перестать жить „по понятиям” отдельной — пусть прогрессивной — страты. Преодолеть замкнутый характер социальных страт, сделать деятельность художника доступной для критики врача, деятельность политика доступной для критики ученого. Сделать возможным междисциплинарный критерий оценки, независимой от нужд как госаппарата, так и отдельной профессиональной корпорации. Создание междисциплинарной оценки деятельности и есть философия общего дела. По сути это означает возрождение российской интеллигенции”.
Юрий Колкер. Тарарабумбия. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2009, № 11.
“Вот эта-то близость (то, что на современном русском языке называют сексом) так и осталась для Чехова тарарабумбией, обманом, горькой иллюзией, злой шуткой Бога над человеком. Тарарабумбия — главная тема большого Чехова. Он занят только ею, он непрерывно сетует на несовершенство мира по этому главному пункту: на то,
что любовь — обман, чреватый скукой”.
Константин Крылов. Женщина как неустранимый элемент коллектива в советской культуре. — “Новые хроники”, 2009, 2 декабря <http://novchronic.ru>.
Среди прочего: “Очень интересна роль девочек в другой детской книжке — „Баранкин, будь человеком!” Там два мальчика убегают от властной девочки-отличницы, превращаясь в воробьев, потом бабочек, потом муравьев. Но все приключения кончаются добровольной и осознанной капитуляцией. Нет, не перед взрослыми — перед соплячкой с бантом на голове. Которая, однако, олицетворяет собой этот самый ПРИГЛЯД…”
Игорь Кузнецов. Гайдар и Толстой: детская литература на “графских развалинах”. — “День и ночь”, Красноярск, 2009, № 4 <http://magazines.russ.ru/din>.
“Гайдар менее всего похож на „толстовца”. В любом понимании этого слова. Или — почти в любом. Потому что остается по крайней мере одна сфера, в которой Гайдар был в чистом виде продолжателем Толстого. Прежде всего Толстого „детского”, Толстого „Азбуки”, „Русских книг для чтения”. <...> „Птичка”, „Филипок”, незабвенная „Косточка” — у кого из нас не возникал искус поерничать по их поводу? До блистательного абсурда толстовскую детскую поэтику довел Даниил Хармс. Знал что делал — уж больно почва была благодатной, а стилистические приемы узнаваемы. Гайдар, в отличие от Хармса, абсолютно серьезен. И он прекрасно понимал, что дети, для которых он и писал, — вообще самые серьезные люди на свете. И для них категории добра и зла практически абсолютны, без всяких „достоевских” реверансов и утонченностей.
И если в крупных произведениях все же без „утонченности” не обойтись, то в коротких, притчевых рассказиках все должно быть кристально ясно. И этой кристальной ясности Гайдар вслед за Толстым смог достичь в своих поздних рассказах, большей частью писавшихся им незадолго до войны для отрывного календаря. Это такие гайдаровские шедевры, как „Советская площадь”, „Василий Крюков”, „Поход”, „Совесть”. И прежде всего — замечательная миниатюра „Маруся””.
“Культура возникает из желания заполнить пустоту”. “Нейтральная территория. Позиция 201” с Константином Кравцовым. Беседу ведет Леонид Костюков. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 23 ноября <http://www.polit.ru>.
Говорит поэт и священник Константин Кравцов: “<...> ну, скажем, церковная жизнь дает абсолютную полноту. То есть ведь культура возникает из желания заполнить <...> да-да, ту вот пустоту, которая образовалась ну, говоря языком христианской традиции, из-за грехопадения, когда человек оказался оторван от Бога по собственной воле. Он решил сам для себя быть богом и ушел в такую автономию. Но тем не менее остается потребность в религиозном, остается потребность в общении с Богом, которая после этой экзистенциальной катастрофы, имеющей название грехопадения, очень затруднена, невозможна. И человек заполняет эту пропасть, то есть строит такой мост, которым является культура”.