Дмитрий Воденников. “Стихи — это ступеньки…” Беседовал Андрей Любка. — “ШО”. Журнал культурного сопротивления. Киев, 2009, № 11 (49) <http://www.sho.
kiev.ua> .
“ — Ты пришел в литературу в начале 90-х — что изменилось с того времени, смог ли ты каким-то образом изменить Литературу?
— Смог, конечно. Она вышла на новый виток. Это я сделал не один. Если бы не было Кирилла Медведева, Марии Степановой, Веры Павловой, Андрея Родионова — было бы сложнее”
В следующем, 12-м номере “ШО” (весело пропитанном, как всегда, разнообразными человеческими и нечеловеческими проявлениями, раскрашенными во все цвета радуги) Юрий Володарский беседует как раз с Марией Степановой (“Слово должно быть кривоватым”): “Аудитория поэзии — квалифицированная аудитория, те самые читатели-соучастники — всегда невелика и, похоже, мало изменилась за последний век. Сколько-нибудь широкой ее можно сделать лишь искусственно, как это вышло во времена Политехнического: отрезав, скажем, доступ к другим видам досуга, вырубив музыкальные сайты, закрыв кинотеатры. Но даже если поэзия станет модным занятием, это не сделает неталантливого читателя талантливым, номинального — профессиональным. А потом, цеховые рамки и шире, и уже, чем кажется: большбая часть читателей-писателей легко может считаться просто читателями; необходимость писать — часто естественное следствие внимательного чтения, желание „повторить это самостоятельно”. К тому же естественное назначение поэзии — менять реальность, и таким образом ее аудиторией можно считать и людей, вовсе не умеющих читать и писать. Можно сказать, что на определенном наборе явлений и состояний висит табличка с именем того или иного автора, которое и оказывается, по Пастернаку, „фамилией содержания”. Точней, наверное, будет считать, что до появления фамилии не существовало и содержания и что некоторые обстоятельства или переживания, безымянно ставшие общим местом, стоило бы называть для точности „Фет”, „Айги” или „Аронзон””.
В этом же номере — беседа с сыном Василя Стуса, Дмитром Стусом . Текст на украинском: “ ШО: А як щодо творiв Стуса у шкiльнiй програмi? — Нiяк. Щось поставили. Доволi погано вiдкоментували…”
Данила Давыдов. Ненарочитый поэт. — “Новое литературное обозрение”, 2009, № 99 <http://magazines.russ.ru/nlo>.
“Лосев предстает поэтом, чье принципиальное свойство — двойное смысловое дно, двувекторная нацеленность. Неоднократно отмеченное совмещение „филологизма” и „лиризма” в его стихах, четкости конструкции и сугубо личностного наполнения этих конструкций способно сбить с толку; кажущиеся уютными, рационально выстроенными, стихи Лосева обнаруживают неожиданные свойства, отзываясь сентиментальностью, болью, ностальгией. Иронически-гротескный тон, пастиш, ассоциативные ряды начинают говорить не о ремесле, но об особенности мышления субъекта, холод оказывается обжигающим. Порой подобное статусное мерцание, „двойное дно” лосевских текстов — и в целом его лирического героя — воспринимается с некоторой долей агрессии: будучи скорее поэтом „центра”, признаваемым широким кругом далеких друг от друга читателей-аналитиков, Лосев мог быть прочитан и как своего рода представитель истеблишмента, носитель нормы (именно в этом причина яркого, но несправедливого фельетона Шиша Брянского).
В данной позиции есть резон, но она ценностно вывернута: то, что выделяет поэта из общего ряда, позволяя ему, как мало кому, жестко и осмысленно оформлять собственные несказуемые интуиции в стихотворных текстах, объявляется общим местом. Думается, прочитанность и известность Лосева лишь кажущиеся, и задача собственно прочтения лосевского наследия стоит во всей ее нерешенности (точнее — решенности обманчивой)”.
Юрий Домбровский. Прошлогодний снег. Реквием. Чужой ребенок. — “Континент”, 2009, № 3 (141) <http://magazines.russ.ru/continent>.