— Ждать не нужно ничего, — говорил мужчина, — это очевидно. Даже автобус. Ты стоишь на остановке, вместо того чтобы идти. Он подъедет через час. Ты бы уже давно был дома и ел свой ужин.
— Сейчас автобусы хорошо ходят, — возразили мужчине.
— Да при чем тут автобусы, — сказал он.
И он уже ушел в кабинет, к доктору, когда женщина, еще не старая, сказала словно бы самой себе:
— В детстве ждала поскорее вырасти, в детстве как будто не жила, думала — вырасту, будет жизнь, а пока потерпеть надо, выросла — тоже не жила, замуж ждала, ребенок, когда он вырастет, все жду, что она еще будет, жизнь.
Иван Фомич женщину дослушал и пошел в кабинет, никого уже больше не стал пропускать.
Глава 3
Сразу не подошла. Ждала в сторонке, пока он доест свой хлеб и допьет молоко. В монашеских кельях окна были закрыты. В храме шла служба. Заметил он ее или нет, она не знала. В ее сторону он не смотрел, во всяком случае. Солнце вышло из облака, и он от него отвернулся, ослепленный. Допил молоко, бросил пустую коробку в урну, крошки стряхнул своей птичьей лапкой. Старые башмаки были зеркально начищены и от этого казались почему-то жалкими.
Она приблизилась, поздоровалась слабым голосом. Он поглядел на нее:
— Здравствуйте. Ничего не получится. Да вы садитесь, а то мне неловко голову задирать.
Она опустилась на лавку.
— Был я вчера у вашего Макарова. Он сказал, что не поможет вам Германия. Он изучал вопрос. Никто уже не поможет. Поздно.
— Значит, не будет денег?
— Ни к чему вам деньги.
Она молчала. Глаза ее смотрели за сетку, на белую курицу, в зеленой мелкой траве она копошилась, искала, выклевывала.
Она представляла, как бросается перед ним на колени, целует его старческую руку и он смягчается и плачет вместе с ней. Но ничего этого она не делала, просто сидела рядом. Ветер рябил воду, уносил облака. Монах прошел в черном, как будто тоже несомый ветром.
— А вы как? — спросила она уже не принадлежащим ей голосом. — Что сказал доктор Макаров?
— Здоров, спасибо.
Руке стало щекотно, он поднял ее поближе к глазам, рассмотрел муравья, стряхнул. Поднялся:
— Прощайте.
Она глядела ему вслед равнодушно, ничего не чувствовала, мир не рухнул. Да нет у него никаких денег — так ей дома сказали; мало люди глупостей болтают! Вымышляют скуки ради.
Глава 4
Город был немаленьким и от реки уходил далеко, но река везде чувствовалась. На самой окраине, у вокзала, где, казалось, только мазутом и должно пахнуть, все-таки и рекой пахло. Река несла этот город.
Окна были отворены. Иван Фомич сидел за большим столом. Он впервые очутился в частном доме. Оказался в чреве города, внутри, в самой интимной части. Иван Фомич волновался, он даже надел галстук. Часы на стене показали четыре. Буфетчица пригласила его к трем. Так что уже час он наслаждался чужим домашним уютом.
Буфетчица, конечно, потратилась, взяла на рынке форель, филе индейки. Чтобы и рыба на столе, и мясо, чтобы был гостю выбор. Сыр взяла четырех сортов, дорогой, не то что в буфете. Фрукты. Водка. Вино.
— Воскресный обед, — так она ему сказала. — Я ухожу в отпуск, двадцать восемь календарных дней, увидимся ли, вдруг съедете? Не собираетесь, но кто знает? Да и не важно. Мне хочется, чтобы вы неказенных харчей попробовали, в семейной обстановке посидели, расслабились.
Сын у нее спросил, кстати:
— Мама, а если бы он не подарил мне ноутбук, ты бы его пригласила?
Она сказала, что уже думала об этом.
— Нет, навряд ли. Но не потому, что не хотела бы пригласить. Мне его сразу жалко стало, как ребенка-сироту, — растет без ласки. Но постеснялась бы пригласить. Он своим даром как бы позволил мне. Вроде как первым разговор начал, завел знакомство.
Много было еще нюансов, но их она не умела объяснить.
Видно было, что Ивану Фомичу доставляет удовольствие сидеть за их столом. И все не походили на себя. Мальчик был в белой рубашке, чинный, скованный. Буфетчица в цветной блузке, пахла духами, Иван Фомич в галстуке, как уже было сказано.