— Конечно, деточка! Надо было сразу идти с ним!
Ируся подтянула джинсы, накинула плащ, вышла и скоро вернулась с парнем. Старые супруги почему-то ожидали увидеть чернявого юношу грузинского типа с хищным черным взглядом. Ируся привела беленького невысокого и очень тоненького паренька. Чувствовалось, что ему было неловко.
Дядя Олесь и тетя Люда пошли в кухню и закрыли за собой двери.
— Ты знаешь, я тоже выпил бы валерьянки. — У Олеся Ивановича дрожали и голос и руки.
— А я так хотела в Оперу, Олесь. Может, мы бы кого-нибудь встретили в антракте из знакомых? Помнишь, мы раньше всегда встречали в Опере знакомых.
— Но если брать эти билеты, надо оставлять эту парочку тут! И превращать наше жилище в бордель!
— Везде теперь бордель, Олесь. Ты сам это знаешь.
— Но не в нашем доме... Хотя... эта девочка... и правда больна... и я тебе скажу... что до того, как мы познакомились... я, конечно, был парнем, не девушкой... со мной что-то такое бывало... как вот с ней... и я, ее возраста парень... в той самой Хотиновке... ходил к женщине с бураков... ты прости, Людмила Ивановна, что я об этом...
— Харитоновна, Александр Иванович...
— Еще раз прости меня, Харитоновна... Но я думал, что такое бывает только с мужиками. А чтобы с девкой! Да еще и с такой грамотной!
— Ты знаешь, Олесь, если бы я видела — у них любовь. То я бы, честное слово, вспомнив нас сто лет назад...
— Пятьдесят, Люда...
— Но это же черт знает что! Мне надо! У меня горит! Мне припекло! Что это такое?
— А еще я по опыту знаю...
— Что ты знаешь по опыту, Олесь Иванович?
— Столько, сколько идет “Аида”, этим не занимаются. Потом идет хлюпанье в ванне. Потом достается бутылка.
— А я и не знала, что у тебя такой опыт...
— А потом начинают шарить по квартире.
— Да, если бы мы были бы готовы к этому, то замкнули бы спальню и в ней все ценные вещи...
— Какие у нас ценные вещи, Людмила Ивановна, то есть Харитоновна?
— А наша переписка? Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь это читал! Как почувствую близкий конец, я сожгу эти письма!
— Так жги сейчас! Смерть может прийти неожиданно!
— Спасибо за совет, Олесь Иванович! Но мне хочется подольше сохранить наши письма!
— Ты такая сентиментальная!
— И кроме того, то обручальное кольцо, неизвестно, золотое ли оно, которое ты мне когда-то подарил, ты сам сказал, это от вашей бабушки.
— От прабабушки.
— Тем более. Но Елена тоже на него претендовала.
— Они с братом считают, что оно потерялось.
— Тем более мне бы не хотелось, чтобы через Ирусю они узнали, что кольцо у нас.
— Впрочем, чего бы она полезла искать это кольцо! Ты уж совсем, Люда!
— А в Оперу мы все равно опоздали!
Олесь Иванович вынул из кармана театральных штанов часы на цепочке, грустно покачал головой:
— Звучит первый звоник.
— Надо было меньше вспоминать женщин с бураков!
— И пустить этих скаженных котов на наш диван?
— Итак, мы им скажем, что рады их видеть у себя. Пусть приходят на чай, пусть будут нашими гостями. И когда мы совсем начнем им доверять, то не надо и билетов в Оперу! Мы можем пойти в гости к Гале!
— Да, мы не видели Галю больше года! Надо было бы проведать ее до гололедицы!
Старые супруги наконец приняли решение и вышли с кухни в коридор. Людмила Харитоновна двинулась в комнату, открыла двери и с ужасом закрыла их.
— Что случилось?
— Они там... Уже... Прямо на полу...
— Я их сейчас! Таки отдубасю! Обоих! Чем под руку попадет!
— Стой, остановись! Они могут склеиться! — Людмила Харитоновна судорожно схватила разгневанного мужа. И им обоим припомнилась одна из самых ужасных картин их далекой молодости, как выносили из студенческого общежития двоих любовников, которые не могли разъединиться, когда их застукали.
— Пойдем! На улицу! Тут душно!
Они помогли друг другу надеть пальто и, содрогаясь от звериных звуков за стеклянными дверями комнаты, тихо вышли из квартиры. Было темно, в подъезде воняло мочой и мышами. Старый дом был недалеко от Оперы, до него еще не добрались новые покупатели. Наощупь вышли, медленно пошли по холодной сухой улице, не зная, что сказать друг другу. Наконец он заговорил: