Перевела с украинского А. Бражкина
Бражкина Анна Владимировна родилась в 1959 году в Ростове-на-Дону, окончила филологический факультет Ростовского пединститута. Украинскую литературу переводит с 1998 года. Основные переводы: Юрий Андрухович, “Московиада”, роман (М., 2001); Юрий Андрухович, “Перверзин”, роман (М., 2002, совместно с Игорем Сидом); Сергей Жадан, “Депеш Мод”, роман (М., 2005). Автор научных и энциклопедических публикаций по истории украинской литературы. Живет в России, на Украине, в Чехии.
Вотак
Тарас Прохасько
*
Прохасько Тарас Богданович родился в 1968 году в г. Ивано-Франковске (Западная Украина). Известный украинский писатель, эссеист. Лауреат премии им. Дж. Конрада за 2007 год. Дебютировал в 1990 году в журнале “Четверг”. Автор книги повестей “Другие дни Анны” (1998), романа “Непростi” (2002), книг эссе “FM „Галичина”” (2001), “Порт Франковск” (2006) и др. На русском языке произведения Прохасько публиковались в антологии “Галицкий Стоунхендж” (2003) и в сборнике его прозы “Непростые” (роман и два эссе, 2009). Публикуемый текст (оригинальное название “Ботаке”) впервые напечатан на языке оригинала в 1999 году.
Вотак
1
Хорошо помню эволюцию своих представлений об идеальной зиме.
В детстве трагедией становилось отсутствие снега, оттепель посреди зимы, повсеместное, вызванное оттепелью, таянье. Даже Рождество теряло свои соблазны, если начало января было паршивым. Впрочем, в детстве это случалось нечасто. Может, оттого, что прошло оно в горах, где всегда все хорошо.
Позже я понял красоту дырявой зимы — когда не вся земля умещается под снегом — это тоже случилось в горах, в тех же местах. Я подрос, дед умер, и я провел зимние студенческие каникулы в его доме вместе с отцом. В те каникулы я лучше всего запомнил траву, что побывала под снегом, но теперь уже под ним не была.
Потом, еще до того, как умер отец, внезапно исчезли любые предпочтения, и стало хорошо всегда и везде. Сейчас чувства смешанные — я знаю, что зимой должно быть холодно, но втайне радуюсь, если она оказывается теплой. Мой сын об этом не знает и радуется, что только мы вдвоем — он и я — любим настоящую зиму, переполненную снегами и обессиленную морозом. И я радуюсь вместе с ним. Хотя кажется, что настоящие зимы кончились вместе с моим детством. А все нынешние обморожения у живущих в горах — от измельчания.
2
Эту зимнюю эволюцию я буду использовать как метод.
3
Мои страхи начали уходить в пятнадцать. Я почувствовал себя мужчиной, и чувство это не было связано с женщинами. Я знал — мужчиной становишься, поняв пропасть несходства, но чувство осталось бы, даже если исчезли б все женщины на свете. Не в том было дело.
Стоял удивительный сентябрь, дед, которому я все лето включал кислородный аппарат, умер в мое отсутствие — я в это время сидел в ненавистной городской школе. Мы с отцом приехали в горы. Первое, что я увидел, — невероятную осень. Потом увидел конец детства, потом — нежность, какую? — не знаю до сих пор. Потом — еще много всего, что сделало из меня человека, который начал терять страх. А плакал я навзрыд.
4
Страх уходил постепенно. Иногда большими порциями, иногда — почти гомеопатическими.
5
Страх убавлялся, когда приходило понимание. А приходило оно либо от самых жестоких вещей — боли, холода, унижения, страха, смертей, — либо от самых невинных историй. Например, тех, что случаются в жизни растений или бабочек.
6
Я любил и люблю все, что связано с моим родом, — документы, письма, записки, одежду и утварь, легенды, легендарные фразы, фотографии. Одно время я настолько во все это погрузился, что казалось — мою память сформировало начало столетия. Однажды к деду пришли приятели. Они хлопнули по стопке и перестали ориентироваться во времени. Старики хотели, чтобы я помог им вспомнить итальянский фронт. И топография Альп всплыла в моей памяти так, будто я смотрел на них из окопа.