Выбрать главу

 

Комментарии

1 Эта тема подробно изложена в книге Чуковского “От двух до пяти” (глава “Заповеди для детских поэтов”) и в его последней статье “Признания старого сказочника” (1969).

2 Обе книги Берестова — и первый поэтический сборник “взрослых” стихов, и тоненькая книжка для дошкольников — вышли в 1957 году.

3 Свое литературоведческое открытие поэт Ян Сатуновский (1913 — 1982) впервые обнародовал в журнале “Детская литература” (1970, № 10).

Его большую статью “Корнеева строфа” (развернутой публикации 1995 года в том же журнале предшествовало предисловие Берестова) можно прочитать на сайте “Отдав искусству жизнь без сдачи” <http://www.chukfamily.ru/Kornei/Biblio> , а интереснейшую и трагическую историю ее невключения в сборник 1978 года “Жизнь и творчество Корнея Чуковского” — в Некоммерческой электронной библиотеке “ImWerden”. “Историю в письмах” здесь опубликовал и прокомментировал племянник поэта Леонид Сатуновский <http://imwerden.de/cat> .

В “Корнеевой строфе” Ян Сатуновский, в частности, писал:

“Поэтическая функция внутренних рифм в сказках Чуковского многозначна. Они придают стиху выразительность, звонкость, “плясовитость”. Они дробят стих, заставляя читателя делать паузы внутри строки, а это способствует сочетанию двух- и трехсложных размеров в одном двустишии, как в считалке:

Жил да был

Крокодил.

Он по улицам ходил.

Крокодил, Крокодил Крокоди-ло-вич!

Таковы главные особенности Корнеевой строфы. Остается добавить, что эта строфа „неравновелика”, она не состоит из определенного постоянного числа стихов, и в этом — первое ее отличие от строф классических, например онегинской — четырнадцатистишной.

Не всегда легко установить, с которой строчки начинается Корнеева строфа — число стихов в ней обычно колеблется от трех до шести-семи. Зато конец строфы устанавливается без труда — он определяется местоположением холостого стиха. Порядок рифмовки в Корнеевых строфах также непостоянен, и только холостой стих, как правило, заканчивается дактилической или гипердактилической клаузулой.

Ни о какой разностопности стихов в Корнеевой строфе, понятно, не может быть и речи. Тактовый считалочный стих основан на ином принципе, чем классический. Следует все же отметить, что Чуковский не уходит от силлаботоники так далеко, как, скажем, Маяковский. Стихи Чуковского часто биметричны, они допускают двойную читку. У Корнея Чуковского нет ни одной сказки, которая состояла бы целиком из одних Корнеевых строф, как, например, „Евгений Онегин” — из онегинских строф (тоже, правда, за исключением „Посвящения”, „Письма Татьяны” и „Песни девушек”). Больше всего Корнеевых строф мы встречаем в первой части „Крокодила”, немало их и в „Тараканище”, и в „Мухе-Цокотухе”, и в „Чудо-дереве”, и в „Бармалее”, и в „Федорином горе”, и в „Айболите”…”

4 Вослед Всеволоду Некрасову, когда-то подметившему эту особенность, о перекличке “Двенадцати” и “Крокодила”, писал в “Корнеевой строфе” и Сатуновский. А в 2002 году в книге новых стихов Александра Кушнера “Кустарник” (СПб., “Пушкинский фонд”) вышло и стихотворение “Современники”, перед тем опубликованное в январском номере журнала поэзии “Арион”:

Никому не уйти никуда от слепого рока.

Не дано докричаться с земли до ночных светил!

Все равно, интересно понять, что “Двенадцать” Блока

Подсознательно помнят Чуковского “Крокодил”.

Как он там, в дневнике, записал: “Я сегодня гений”?

А сейчас приведу ряд примеров и совпадений…

…Ну и дальше то, от чего посетители Мемориального дома-музея Чуковского в Переделкине, когда я декламирую “Современников”, теряют дар речи и недоверчиво переглядываются.

5 Пушкин Александр. Стихотворения. Составил Корней Чуковский. М., “Детская литература”, 1968.

К сожалению, этот уникальный сборник до сих пор не переиздан.

6 См. статью Чуковского “Валерий Брюсов” из кн. “От Чехова до наших дней” (1908) в 6-м томе Собрания сочинений в пятнадцати томах (М., “Терра” — “Книжный клуб”, т. 6, 2002, стр. 151 — 163).

7 Приведем, пользуясь случаем, это малоизвестное стихотворение:

Никогда я не знал, что так весело быть стариком.

С каждым днем мои мысли светлей и светлей.

Возле милого Пушкина, здесь, на осеннем Тверском,