— Не надо стоять ко мне спиной, как дамы на памятнике независимости.
Я устыдился собственных слов, еще не закончив бестактной фразы. («Костик, ты свалял дурака».) Умней всего было ретироваться, но мне не хотелось признать поражение. Строгое северное лицо нравилось мне все больше и больше. Оно уже не было отрешенным, наоборот, отразило волнение.
Она сказала:
— Мы закрываемся.
Я улыбнулся:
— Я не задержу вас.
И в этот миг я увидел в углу палку аристократической внешности — прочную, но при этом изящную, увитую золотистыми полосами и опоясанную ободком.
— Что вам нужно? — спросила девушка.
С той же улыбкой я отозвался:
— Вы, Аусма. А кстати, и палочка.
Не так уж трудно было предвидеть, что это имя в моих устах не может оставить ее безразличной, однако эффект был совсем иным, чем тот, на который я рассчитывал. Лицо ее стало еще белей, а в синих глазах мне померещился какой-то непонятный испуг.
Когда палка перешла в мою собственность, я сказал:
— Я подожду вас на улице.
Склонив свою голову, еле слышно она откликнулась:
— Хорошо.
Прохаживаясь перед магазином, я толком еще не успел понять, как мне теперь распорядиться свалившейся на меня удачей — Аусма появилась в дверях.
Она не произнесла ни словечка. И неожиданно я ощутил: мне тоже трудно нарушить молчание. Однако чем больше оно затягивалось, тем я, несомненно, глупее выглядел. Забавно мы смотримся со стороны. Красивую девушку сопровождает задумчивый молодой человек. В одной руке его чемоданчик, в другой — щеголеватая палка. И он и она как воды в рот набрали. Надо было уметь затеять всю эту бессмысленную авантюру, когда до торжественного отбытия, в сущности, не остается времени. И как мне выбраться из тупика, в который я загнал себя сам? С честью, не теряя лица…
Я сказал ей:
— Меньше чем через час я еду в Москву. Надеюсь, Аусма, вы не откажетесь проводить меня?
Она ответила:
— Нет, конечно. Вряд ли я могу отказать вам. Мне только нужно зайти домой. Живу я — вы, верно, знаете — рядом. И я вас не задержу. Мы успеем.
Мне стоило немалых усилий не показать своего удивления. По-видимому, она избалована мужским вниманием и уверена, что я страдаю не первый день. Вполне романтическая история: однажды один молодой москвич увидел ее, узнал ее имя, узнал ее адрес, любуется ею и не решается подойти. Чтоб оправдать свое появление, делает странную покупку — зачем ему палка в цветущем возрасте? Только за час до отхода поезда преодолел он свою застенчивость и попросил его проводить. Что делать, она не смогла отказаться. Была растрогана и снизошла. Да, есть о чем рассказать подругам.
Дом, где жила прекрасная Аусма, в самом деле был на соседней улице. Она спросила:
— Вы подождете? Или подниметесь со мной?
Я произнес:
— Предпочел бы подняться.
Третий этаж. Мы вошли в квартирку из двух тесно заставленных комнат. Первая — нечто вроде гостиной, вторая была, очевидно, спальней. Я мысленно вздохнул: не сравнить с моей столичной собачьей будкой.
Она сказала:
— Присядьте, пожалуйста. Я не задержу вас. Минуту.
Вторично Аусма не без изяществ использовала куртуазную фразочку, которой я начал наше общение. «Я не задержу вас». Жаль, жаль.
Я огляделся. На стенах висели портреты родителей или родственников — почтенных пожилых латышей. А на комоде в углу — фотография в овальной рамке: мужское лицо с крепким уверенным подбородком, с твердыми ледяными глазами. Вдруг показалось, что я и он внимательно смотрим друг на друга, и мне этот изучающий взгляд напомнил мальчишку из фризетавы.
Но все это не имело значения. Гораздо больше меня занимало, что делает сейчас Аусма в спальне. Возможно, я должен за ней последовать? Само собой, поезд уйдет без меня. И черт с ним! Сейчас на ее глазах порву свой дурацкий билет на кусочки.
Она прервала мои размышления — вошла с вместительным рюкзаком, сказала:
— Я готова. Идемте.
Мы молча направились к вокзалу. Слова все так же не шли на язык. Она шагала чуть впереди, двигалась быстро и энергично. Я вновь подумал: нет, в самом деле, мы с нею — живописная пара. Она со своим рюкзаком и я — с ручным чемоданчиком и палкой.
Мы появились на платформе, когда сумятица и суматоха достигли своего апогея. Еще три минуты, и мне действительно пришлось бы задуматься о ночлеге.
Она повернулась ко мне и негромко, чуть слышно спросила:
— Какой вагон?
Взгляд ее был таким напряженным, словно сама ее судьба зависела от моего ответа.
Я обронил небрежно: