Эти мысли он выложил социологу, Леониду Сергеевичу Рушникову, который живо возразил: а как же быть с тем, что рабоче-крестьянская и социалистическая страна наша — самая читающая в мире? И получил ответ: 15 процентов населения должны читать только газету «Труд»!
Мысль эта показалась социологу забавной, он тихо посмеялся, уважительно посматривая на Глазычева. А тот, преисполненный доверием к нему, разрешил глянуть на листочки обширного списка. Что ищет Вадим — это мгновенно усвоил социолог и уверенно заявил, что кое-что постарается достать, причем — за весьма умеренную цену. Вопрос в том, как сообщить это.
Вадим продиктовал ему номер своего телефона, который Рушников не стал записывать, поскольку запомнил. Вадим еще раньше отметил выдающуюся память ученого.
— Насколько я понимаю, вы живете где-то в районе метро «Профсоюзная»?
Вадим подтвердил это. И (в нем еще держалась злость на милицию) спросил: а как социологи оценивают отношение советских людей и отдельных граждан к органам общественного порядка? Вот с ним недавно…
И рассказал про обиду, более того — оскорбление, нанесенное ему гнусными сержантами из отделения милиции, — ему, который чуть ли не самолично раскрыл преступление!
Так пылко и гневно высказал обиду, что Рушников встревожился, долго вглядывался в него светлыми добрыми глазами.
— Вы уж простите их, верных слуг государевых… Они ведь не со зла, а по жестокой жизненной необходимости. Есть такое в милиции понятие — инициативное задержание. То есть они сами, сержанты, без подсказки, по внутреннему позыву хватают подозрительных граждан и оказываются правыми, граждане-то — преступники, в розыске. За такие инициативы и премии дают, и в званиях повышают, и в должностях. А если кто-то, как это вы сделали, направил их, навел на преступников — так это ваша гражданская обязанность…
Он сокрушенно покачал головой, скорбя о несовершенстве мира и тупости милиции. Повздыхал. Тепло попрощался с Глазычевым, обещав достать Стендаля и Метерлинка и еще раз попросив книголюба Вадима простить милицию.
— Да и меня тоже простите, пристал вот к вам… Иначе нельзя. Не жалуют разные сержанты науку нашу — социологию. Цифру от книжного товарооборота получат — и думают, что все запросы населения удовлетворены.
Что ж, он простил милицию, потому что ему очень понравился новый знакомый, он поверил социологу.
Но и милиция одумалась. Неделю спустя раздался звонок, Вадима приглашал сам начальник отделения, говорил уважительно и так же, как социолог, осуждающе покачивал седой головой. «Еще раз благодарим!» — сказано было. А затем прибавил, — в некотором смущении, — что с Вадимом хотят поговорить товарищи из вышестоящих органов.
Их было двое, этих товарищей, они ожидали его в соседней комнате, было у них какое-то чрезвычайно таинственное и секретное дело к Глазычеву, они даже просунули головы в коридор, прежде чем закрыть дверь для уединенного разговора, посвящать в суть которого воспрещалось кому бы то ни было, о чем они предупредили деловым тоном людей, озабоченных важностью чрезвычайно серьезного разговора. Беда в том, сказали они Глазычеву, что блестяще проведенная, не без участия его, Глазычева, операция по поимке преступников провалена, поскольку обоим задержанным удалось бежать при перевозке их в следственный изолятор. А преступники они опасные, очень опасные, и прикидывались обычными грабителями, чтоб усыпить бдительность милиции. Теперь их надо поймать — и поэтому нужна помощь Глазычева, поскольку он, считай, почти единственный, помнящий в лицо врагов советской власти, потому что преступники, совершая побег, убили обоих сержантов, тех, кто участвовал в задержании их. Согласен ли Глазычев Вадим Григорьевич помочь органам общественного порядка изловить злостных врагов?
Можно бы и не спрашивать, Глазычев от помощи отказаться не посмел. Ему протянули листок бумаги с машинописным текстом, обязывающим Глазычева Вадима Григорьевича информировать органы правопорядка в случае, если он встретит и опознает виденных и опознанных им 14 декабря 1983 года преступников. И бумагу эту он подписал, запомнив номер телефона, у которого не спит и не дремлет сотрудник, руководящий поимкой врагов советской власти.
Товарищи тепло простились с ним, а Вадим, из милиции выйдя и пройдя пару кварталов, не удержался и расхохотался. Экие дурачки! Ну и кретины! Сержанты, которые будто бы убиты, живы и здоровы, толстые ряшки их мелькнули, когда он подходил к отделению милиции. Потому-то и предложили ему два товарища переехать в другой район, если поиски беглецов затянутся. В тот, где ориентировочно прячутся преступники. Дурачки полные! Бумагу ему подсунули на подпись — ему, которого однажды обманул адвокат. Поэтому так тщательно изучил он текст. Ничего обязывающего или вредящего в бумаге нет. Можно утешения милиции ради раз в два месяца позвонить и доложить: нет, не встречались похожие на преступников люди. Да и преступников никаких нет, это уж точно. Просто милиции надо сохранить, так сказать, лицо, убрать подальше человека, который истинный герой, а не эти красномордые сержанты.