Cм. также: “ Все пройдет. Все будет хорошо — вот последние слова, которые я от него слышала за несколько дней до кончины”, — вспоминает Ольга Седакова (“На очной ставке с собой и миром” — “Русский Журнал”, 2004, 18 декабря <http://www.russ.ru/culture>.
См. также: “В той же московской квартире он [Бибихин] сооружал огромный, в ширину комнаты, деревянный крест на могилу В. В. Розанова <…>”, — вспоминает Рената Гальцева (“Мыслитель” — “Литературная газета”, 2004, № 51-52, 24 — 30 декабря <http://www.lgz.ru> ).
Николай Никонов. Бытие. Книга четвертая из серии “Ледниковый период”. — “Урал”, Екатеринбург, 2004, № 6, 12; 2005, № 1 <http://magazines.russ.ru/ural>.
“На площади же Народной мести — надо же было до такого додуматься! — перед храмом Вознесения, где после срыва крестов и колоколов устроили „музей революции”, стоял через дорогу и ниже по склону старинный кирпичный дом, изукрашенный какими-то пилястрами и фронтонами над тусклым рядом окон. Нижний этаж его как бы врезался в склон горы, а с торца дома шла вниз до самого пруда тихая Нагорная улица. Дом выходил на Нагорную сводчатым подвальным крыльцом и казался глухим, необитаемым. Дом этот известен всему миру как „дом инженера Ипатьева”, а попросту „Ипатьевский”. Вначале о нем мне было известно, что здесь расстреляли царя, того самого, с аксельбантами и в полковничьих погонах, каким знал я его по картинкам в „Ниве”. И еще недолгое время там был тоже музей все той же „великой Октябрьской”. <…> И однажды вместе с бабушкой я побывал в нем, но запомнил по младости только одну музейную и словно линялую фотографию, где бородатый, похожий на извозчика царь в военном картузе пилил с кем-то дрова на козлах обычной двуручной пилой. И еще помню, как бабушка, уходя из музея, крестилась и вздыхала, как обычно шла домой с кладбища”.
См. также: Николай Никонов, “Закон милосердия. Опыт трактата” (публикация А. А. Никоновой) — “Урал”, Екатеринбург, 2003, № 12.
Новые консерваторы: будущее России? Ведущий “круглого стола” Петр Калитин. — “Московский вестник”, 2004, № 4.
Говорит один из участников дискуссии — философ Михаил Ремизов: “Я, может быть, немножечко обману ожидания ведущего и постараюсь не заниматься презентацией собственной „самости”. Как сформулировал Ортега-и-Гассет, идеолог или мыслитель, который вступает в область политики и занимается политическим сознанием, должен оставить претензии на оригинальность. Это то, с чего мне хотелось бы начать любое общение, которое находится в орбите политического. Даже такое неформальное собрание, как наше, с гитарами в Доме писателей, я рассматриваю не в контексте клуба по интересам, а в контексте очень сложного нелинейного процесса интеллектуальной и политической консолидации и агрегации силы. Поэтому надо говорить не о своей самости, а о том, что нас объединяет. <…> Главным я считаю, что в острейших конфликтах эпохи мы окажемся по одну сторону баррикад. Это парадоксальный процесс, когда люди с очень разным мировоззрением оказываются политически вместе. Процесс общения с коллегами научил меня это ценить…”
См. также: Михаил Ремизов, “Консервативная мысль в поисках „арены истории”” — “Логос”, 2004, № 6 <http://magazines.russ.ru/logos>.
Олег Павлов. После Платонова. — “Подъем”, Воронеж, 2004, № 9.
“Я убежден, что Платонову было страшно жить, но не из-за обстоятельств собственной судьбы <…>”.
“Сегодня, однако, внушается, что проза Платонова — это изысканное языковое яство, и только. Блюдо для гурманов. И так совершается обман или подлог, потому что Платонов никогда не писал для эстетов”.
См. также: Олег Павлов, “Твардовский” — “День литературы”, 2004, № 12, декабрь <http://www.zavtra.ru>.
Юрий Павлов. Движения души. Марина Цветаева: нетрадиционный портрет. — “День литературы”, 2004, № 11, ноябрь.
“Итак, происходит разрыв кощунственного единства, и черт становится центром в мироздании М. Цветаевой, черт занимает место Бога. <…> Восприятие же веры, церковных обрядов, священников как семилетней девочкой, так и женщиной, которой за сорок, лишний раз подчеркивает ее духовную нерусскость, неправославность”.
Cм. также: “Цветаева особенно ценна для него [Пастернака] тем, что он ощущает органику ее литературной революционности, органичность ее неготового языка, на котором она изъясняется в стихах и прозе. Цветаевой же „роман в письмах”, создаваемый, как дневник, изо дня в день, нужен прежде всего как постоянный повод для эротической взвинченности, энергетика которой трансформируется ею в энергию лирического порыва”, — пишет Михаил Золотоносов (“Пора читать чужие письма” — “Московские новости”, 2004, № 45, 26 ноября <http://www.mn.ru> ).