По следам конвоя PQ-17.
Злая память — ее никуда не денешь,
Точит сердце, как волны прибрежный камень.
На покатой палубе судна “Сенеж”
Я стою с уцелевшими стариками.
Здесь моих соотечественников трое,
Англичанин, немец и два канадца, —
Их свела воедино судьба конвоя,
Рокового конвоя PQ-17.
Капитан Хил Вилсон, еще кадетом
Моряком в неполных семнадцать ставший,
Побывал на транспорте в море этом,
Где отец капитанил — Хил Вилсон-старший.
Он стоял у зениток, готовых к бою,
Самолеты высматривая в небе,
И не зря на судно привез с собою
Этот флаг: “Canadian Merchant Navy”.
Англичанин, сержант ВВС Билл Лоус,
Вспоминая морозные русские зимы,
Загрустил, перелистывая былое,
Где архангельский порт и подруга Зина.
Он об улочках деревянных узких
До сих пор вспоминает благоговейно,
Где когда-то жил, обучая русских
Оседлать британские “харрикейны”.
Роберт Ферли. С шестнадцати лет на флоте,
Уроженец туманного Ливерпуля.
Он привык в конвоях к морской работе,
Там, где бомбы рвались и свистели пули.
Он возил самолеты, танки, моторы,
А под осень сорок четвертого года —
Русских пленных в Мурманск возил, которых
На заклание Сталину Черчилль отдал.
В сорок пятом о гибели судна внезапно
Из немецкого радио мать узнала,
Но подбитое судно уже назавтра
Дотянуло все-таки до причала.
Алексей Нахимовский, это имя
Получивший от крейсера, ставшего домом,
Много сотен миль в пароходном дыме
Пропахал по этим полям ледовым.
И ему довелось подорваться на мине
В октябре сорок пятого, после победы.
Все механики флотские и доныне
Своего старейшего любят “деда”.
Боевой офицер Анатолий Лившиц,
Что войну курсантом безусым встретил
И в своей стране оказался лишним
В пятьдесят печально известном третьем.
Много раз, по команде отдав швартовы,
Уходил он от мурманского причала,
Жизнь свою за отчизну отдать готовый,
Что его не слишком-то привечала.
Смотрит Яковлев в воду Евграф Евлогьич,
От поморов ведущий свой корень древний.
В сорок третьем пришел он, подобно многим,
В школу юнг из голодной своей деревни.
Он горящий брезент с бензиновых бочек
Под бомбежкой сбрасывал молчаливо,
Не своим спасением озабочен,
А желанием танкер спасти от взрыва.
А профессор Дремлюг Валентин Валентиныч,
Сорок пять моряков от гибели спасший,
Не пошел в этот рейс — врачи запретили:
Обветшалое сердце уже не пашет.
Он грустит в ленинградской своей квартире —
И ему войну вспоминать непросто,
Бывший штурман Дремлюг Валентин Валентиныч,
Человек большой небольшого роста.
Нас качает медленною волной
Над могилой конвоя PQ-17.
Мысли странные овладевают мною,
В чем, боюсь пока что себе признаться.
День горит перед нами полярный летний,
Полыхая бледною синевою.
Рядом немец стоит девяностолетний,
Что топил когда-то суда конвоя.
Бывший оберст люфтваффе Хайо Херман —
Глаз арийских сияние голубое,
Что в атаке был неизменно первым
И последним всегда выходил из боя.
В тридцать пятом, начав с легиона “Кондор”,
Он сражался в Испании, храбрый воин,
В сорок первом бомбил Ленинград и Лондон
И полярные атаковал конвои.
Сетка жилок старческих возле глаза
Напряженно пульсирует — не до шуток.