Валин муж беспрекословно исполняет все команды.
— Вася, линзу принеси! Я хочу широкоугольником снять! Вася! Уже нашел ягодку! Кончай девушек клеить!
Водитель неохотно отрывается от трепа с юными пейзанками и несет оператору требуемую линзу.
— Михалыч, ну пошли в дом. Нам еще печь снимать!
— Сейчас, вот еще куры пусть побегают...
Валин муж старательно шугает кур. В доме — новые команды:
баланснуться,
открыть заслонку печи,
закрыть заслонку печи,
убрать со стола тряпки и пакет с чаем,
достать противень, убрать противень,
выйти из кухни, войти в кухню,
разгрести угли,
принести пирог на противне,
снять пирог,
снова положить пирог на противень,
снова снять, снять так, чтобы был виден пар,
а где у вас другие пироги,
уйти из кадра наху,
выключить телевизор, где слышен голос Путина,
снова баланснуться,
подальше микрофон,
еще раз скажите нам, чем русская печь хороша...
— Миниатюрная у вас работа, — уважительно говорит Валя.
...В смонтированном сюжете “Праздник русской печи” эпизод в деревне Михайловской занял двенадцать секунд плюс десятисекундный синхрон хозяйки. Курицы, козы, корова и Валин муж в сюжет не вошли.
— Простите мне мою неосведомленность, но что означает “баланснуться”?
— Жаргонизм. Взять баланс по листу белой бумаги. Чтобы картинка была нормальной цветности.
— А... Это когда белым листом перед камерой машут?
— И как вас там не убили? Воистину терпение народа безгранично.
— Даже пирогами накормили. С рыбой.
Ирка подала-таки на развод с Гошей. И теперь они достаточно гармонично — в те дни, когда он не пьет, — сосуществуют: она, конечно, орет, если он не хочет делиться сигаретами, а он охотно рассказывает гостям, как жена (почти экс-жена) задержалась и пришла домой “вхлам”. При этом денег на хозяйство почти не дает, а она ухитряется выжать — то сотню, то десятку, как повезет. Вот такой у нее второй предразводный брак.
Ни одна сука из НИИ защиты животных не захотела прокомментировать ситуацию с птичьим гриппом. Зато когда начали снимать этот институт снаружи, тут же выскочил охранник: “Где у вас разрешение?” — “Какое, наху, разрешение, мы не на вашей территории работаем”. — “Нет, это режимный объект, это секретный объект, снимать запрещено!”
Все эти НИИ, менты, прокуратуры-шмакуратуры, не говорю уже про исправительно-трудовые колонии, самовольно установили вокруг себя, обожаемых, зону, закрытую для съемок. Кто сколько захотел.
— Не иначе, у них какая-то птичья болезнь.
— Медвежья у них болезнь, а не птичья... Срутся!
Когда на ленте РИА “Новости” появляется заголовок * ВОЛОГДА * КОЛОНИЯ * НАВОДНЕНИЕ *, редактор стряхивает апрельскую дрему и вспоминает про меня.
В телефонной акустике — возбуждение, как у вальдшнепа, летящего над нудистским пляжем.
“В Вологодской области паводком подтоплена исправительная колония — заключенные передвигаются на надувных лодках”.
Редактору по барабану, как смонтировать эту РИА-новость с другой РИА-новостью.
“Были сооружены деревянные мостки, а также закуплено несколько резиновых лодок для передвижения осужденных и персонала”.
Смысловые оттенки, содержащиеся в словах “передвигаться на лодках” и “закупить лодки”, неуловимы для редакторского сознания.
Поговорил по телефону, мне сказали, что это полная херня и топит их каждую весну. Но все равно надо ехать и эту венецию за колючей проволокой запечатлеть. В исправительной колонии № 20 на меня смотрят без оптимизма. Здесь знают, что я лучше паводка, но хуже того процесса, который, если отбросить предвзятости и художественные детали, можно назвать словом “сношать”. Здесь знают, что процесс неизбежен. И его креативным началом выступит непосредственное начальство в Вологде.
Запускают на территорию колонии, но без оператора. Водой залита часть складов. Нет надувных лодок, плотов, гондол, яликов и пирог. Нет зэков, тонущих в камерах, как княжна Тараканова.