— А куда ж? Клад, что ль, копать?
— Да какой клад!..
Рассердившись, старик двинул дальше по дачному проулку.
— Смотри! — весело крикнул вслед ему председатель. — Темнишь
что-то ты. Из кармана вон что торчит? Бомба?
Возле березы со зрелыми сережками старик воровато огляделся: проулок был безлюден. Поспешно бросив в траву сумку с огурцами и лопату, он извлек из кармана консервную банку, притянул ближайшую к нему березовую ветку, стал горстью снимать одну за другой сухие, как порох, сережки, рассыпавшиеся в его ладони, стряхивать в консервную банку. “Быстро, однако!” — удивился старик, когда банка наполнилась. В сильном волнении он перестал чувствовать время. Дачный проулок вокруг был по-прежнему пуст. На ветках березы оставалось еще много сережек.
Подхватив сумку и лопату, старик поспешил обратно. Смущенно поглядывал на дачи соседей, успокаивался, заметив на калитке замок. Где-то далеко на участке работал радиоприемник — дачный поселок у края горы казался вымершим.
Обойдя опушку плотной, стеной стоящей лесополосы, старик приметил выпяченный пригорок рядом с круглой воронкообразной ямой, из которой когда-то был вынут строительный камень. Оставив на траве сумку с огурцами и аккуратно пристроив рядом банку с березовыми семенами, старик лопатой копнул землю: штык вошел на два пальца и уперся в твердое. Старик перевернул тонкий вырезанный слой дерна: из круглой лунки желтел камень и глина. Отмерив на глаз полтора метра, старик копнул снова, с сильно бьющимся сердцем отошел: две желтые лунки рядом на фоне зеленой травы выглядели убедительно. Тогда, взяв лопату поудобнее, он принялся делать лунку за лункой, усеивая пригорок точками, словно трафарет набрасывать на зеленый фон. Дойдя до противоположного края глубокой ямы, старик оставил лопату как ориентир, вернулся к банке с семенами. Невесомые березовые крылатки старик в лунки насыпал по щепотке, тут же прикрывал вынутым куском дерна. Старался сначала семена экономить, потом же, увидев, что на намеченный участок крылаток хватает и даже остается лишнее, щепотку захватывал все щедрее и щедрее. “Ничего, так куст гуще вырастет!” — успокаивал он себя.
Он вынужден был подкопать еще несколько лунок, чтобы высыпать в них остатки березовых семян. Не помня себя от волнения, старик выпрямился. Синел внизу город, шли по тропинке к спуску дачники, но старику, закончившему на сегодня сажать лес, они были уже не страшны.
— Что ж я с сумкой-то сюда приперся? — проговорил он вслух. — Все равно ж возвращаться, лопату в домик ставить...
Проходя по проулку к своей даче, старик снова нос к носу столкнулся с председателем. С рюкзаком за плечами и сумкой в одной руке тот тоже направлялся домой.
— Темнишь что-то, Михалыч! — весело сказал ничего не видевший председатель. — Смотри!
Старик в ответ просиял. Такого радостного возбуждения он не помнил у себя с тех пор, как родилась его старшая, самая долгожданная дочь.
Теперь старик каждый вечер, прежде чем пешком отправиться домой, брал в руки лопату, бережно поправлял туго набитые семенами карманы старого “дачного” пиджака. Сережки на той березе в поселке быстро кончились, однако старик приметил в городе возле почты, куда ходил получать пенсию, рядок молодых берез со зрелыми, осыпающимися уже семенами и утром по пути на гору делал крюк к почте. Теперь, если случалось ходить в город по разным делам, старик внимательно приглядывался к растущим во дворах многоэтажек кленам, замечал места, где гроздья крылаток, постепенно становящиеся коричневыми, висели особенно густо. Он отыскал в кладовой старую матерчатую сумку, потертую настолько, что стыдно было идти с ней в магазин. Когда возле почты кончились березовые семена, старик стал набивать сумку кленовыми крылатками, принеся ее на дачу, оставлял до вечера в самом неприметном углу садового домика. Кленовые крылатки старик пригоршнями кидал в землю. Это в саду, едва он брался за лопату, начинала ныть спина, руки-ноги сводило, точно судорогой: работать было трудно. Сажая же лес, старик вовсе не чувствовал усталости, напрочь забывал о времени — его ход обнаруживался только по тому, как опустошалась сумка с семенами. Видя, что бросать в землю больше нечего, он выпрямлял спину, оглядывал изрытое воронками плато: все больше и больше зеленевших между ними пригорков оказывалось усеянными частыми черными точками — для наглядности старик, накрывая лунку, кусок вырезанного дерна переворачивал черной землей вверх.