Продолжающие взрослеть и, следовательно, наглеть одноклассницы не мирились с отставкой: они подсылали на наши (я говорю “наши”, потому что так оно и было) развалины каких-то взрослых студентов, которые на наших глазах и на нашей территории трахали своих студенток, а потом для виду лениво гонялись за нами, когда их студентки то здесь, то там замечали наши внимательные взгляды. Студентки нас интересовали постольку-поскольку: слава богу, голым женским телом нас тогда уже было не удивить — от улицы Веснина до переулка Короленко, от Сумской до Пушкинской мы знали все места, где это показывают: и расположенный в подвальном помещении душ общежития на Артёма, где форточка открывалась гвоздём или, если длинный, ногтем, и парикмахерскую “Иван да Марья”, работницы которой были развращены до такой степени, что не стеснялись вообще ничего и переодевались в белые халаты на голое — иногда абсолютно голое — тело прямо перед нами, заглядывающими в окно их раздевалки. В общежитии хоть, заметив нас, орали и матерились, а парикмахерши — нет, гордо несли звание работников сферы обcлуживания и плевали на наши комментарии с высокой башни. Были ещё медсёстры детской поликлиники, которую как раз в это время переделали в областной кожвендиспансер, — там вообще в любое время дня кипела живая жизнь и разворачивались сценки одна другой лучше и занимательней. Смотри — не хочу: весь город от заката до рассвета и от рассвета до заката жил нормальной, а иногда и не очень, половой жизнью, надо было лишь знать места, где он жил ею особенно часто и откровенно. И, повторюсь, никто лучше нас, жителей не только небес, но и земли, этих мест не знал. Мы даже — за деньги, конечно, — водили туда на экскурсии своих старших и менее опытных товарищей.
Так что, мои милые толстозадые студентки, а ныне добропорядочные толстозадые матери семейств, если вы до сих пор храните в своём послужном списке такие приятные вещи, как акт эксгибиционизма на фоне церковных руин и визуальное совращение малолетних, то последнее можете смело списывать со своих счетов — его не было. И не держите на нас зла из-за того, что город-труженик, город-учёный, город — почти герой, в котором мы росли и мужали, оказался ещё и городом — сексуальным гигантом, где за каждым окном живут люди, способные творить чудеса, в том числе и такие, о которых вы, мои поросята, не догадываетесь и до сих пор. Уж кто-кто, а мы, гении этого места, от глаз которых не укрывался ни один хоть сколько-нибудь заслуживающий доброго слова минет и ни одна мало-мальски выдающаяся вылазка в чужую койку, знали о том, для чего нужны и на что способны женщины, не понаслышке.
У нас секса не было — говорили потом по телевизору очумелые от перестроек россияне. У вас его, может, и не было, а у нас, в Украине, он был всегда, и его вдосталь хватало всем: и детям, и старикам, и птицам, и тем невидимым существам, что встречались нам в подземелье. Большинство из них были бело-серыми, абсолютно лысыми и такими худющими, будто матушка сыра земля, окончательно потеряв рассудок и чувство меры, выпила все их жизненные соки без остатка. Назвать их словом “маньяки” не поворачивался язык. Да они и не были маньяками, представляя собой слишком жалкое, слишком неправдоподобное зрелище. Тем более что настоящие маньяки живут не под землёй, а на ней, ни при каких обстоятельствах не сбиваются в стаи, да и вообще — обычные люди, только безнадёжно утратившие своё чувство реальности.
На привидений бесцветные существа тоже были похожи только издали. Ни одно привидение не способно продемонстрировать вам такое безудержное желание жить и размножаться, какое проявляли при встрече с нами эти меланхоличные и внешне безобидные существа. Для них словно не существовало никаких запретов — ни юридических, ни моральных.
Легче вообразить, что это были гномы, карлики, призванные на харьковскую землю своими товарищами и довольно успешно здесь, где не бывает ни землетрясений, ни извержений вулканов, ничего такого, обосновавшиеся. Нежный восточноукраинский климат явно пошёл им на пользу: они значительно подросли, достигнув человеческих размеров, сбросили лишний вес и научились жить сегодняшним днём, избавившись от кирок, лопаток, маленьких фонариков и прочих сказочных прибамбасов. Но в гномов мы — материалисты-эмпириокритицисты из 5-й школы — верили ещё меньше, чем в маньяков или привидения. Конечно, взрослые, обратись мы к ним, всё бы нам объяснили и разжевали, провели необходимые исследования по идентификации и в конце концов занесли бы наших бледнолицых друзей в отряд каких-нибудь тушканчиков. Но тушканчиков нам было не надо, тушканчиков в нашей жизни и так было навалом, а вот невидимых худющих лысисов с нежными лапками — ни одного.