Но что это за обстоятельства?
Мы размышляем о том, как именно старшие литературные поколения могут наилучшим образом обустроить жизнь младших, исходя из представления, что такова вообще обязанность старших по отношению к младшим. Но история русской поэзии таких прецедентов, по сути дела, не знает. Романтики в начале XIX века, символисты, а затем футуристы и акмеисты на рубеже XX, первые ласточки независимой, неподцензурной поэзии середины минувшего столетия — едва ли не все случаи сравнительно массового появления ярких дебютантов были связаны не со встраиванием их в готовые (не говоря уж — в приготовленные для них) структуры, а с созданием ими самими новых институций. И даже если некоторая помощь и поддержка со стороны старших при этом имела место, то это была помощь со стороны чуть старших — так сказать, братьев, а не отцов (Державин-то благословил Пушкина — подростка-подражателя, а независимого, взрослеющего Пушкина поддерживали Жуковский да Вяземский). То есть классицистская модель литературной эволюции, основанная на принципе «передачи лиры», уж лет двести как не работает — что применительно к России равносильно «не работала никогда»: за подробностями можно отослать к известной книге Юрия Тынянова — а можно и к трудам Пьера Бурдье, подробно объясняющим, почему в эпоху автономии культурных практик задачей молодого автора является дистанцирование от устоявшихся и признанных творческих стратегий, а задачей стоящих за этими стратегиями мэтров — борьба с новоявленной ересью и еретиками. Так что мантры насчет того, что «мастерство всегда передается из рук в руки» (А. Алехин) [14] , что если предпринятая дебютантом «попытка сказать свое слово, выразить собственную индивидуальность <…> удачна, коллеги признают его равным среди равных, мастером» (В. Куллэ) [15] , — это не маниловщина, а фамусовщина, претензия на монополию легитимации (к счастью, совершенно безосновательная).
Конечно, если некоторое дело, кажущееся нам полезным, никогда прежде не делалось или не удавалось, то это не повод не делать его и впредь. Ведь и условия литературной жизни сегодня во многом другие, помимо всего прочего — в связи с вызванным культурной ситуацией постмодерна осознанием: многоукладность культурного хозяйства, художественное многоязычие — не девиация, как это могло казаться модернистам, а норма (именно отсюда, собственно, и формирование новой идентичности неангажированного эксперта, заинтересованного в новых свершениях и открытиях, в какой бы области литературного спектра они ни происходили, — в отличие от прежней критики, которая всегда была в том или ином смысле «партийной» [16] ). Но не на 180 же градусов вдруг развернулась ситуация, чтобы вдруг совершенно перестал действовать опробованный веками сценарий молодежного культурного бунта, предлагающего новые идеи, новые ценности и, наконец, новые институции если не взамен прежних, то хотя бы в дополнение к ним?