В повести “Пиночет” слово “сердце” встречается шестнадцать раз на сорока страницах. Но этого не замечаешь, потому что это только припев, а песня совсем о другом. Вернувшийся председательствовать в родное село Корытин-младший озабочен не вопросом “как сердцу высказать себя?” (оно высказалось тотчас при взгляде на положение дел в перестроечном колхозе), а вопросом “что делать?”. Он становится “пиночетом”, почти боевым командиром в мирных условиях. Он наступает ногой на пискнувшую было в душе жалость и заслуживает репутацию жестокого властелина, которого ненавидит половина села. Но он ставит колхоз на ноги, вопреки всем разговорам об обреченности колхозов вообще. “Сердечная культура” Корытина состоит не в том, чтобы ужасаться очередному падению русской деревни, сделавшей главным источником своего заработка воровство, а в том, чтобы спасти единственную пока действующую форму крестьянского хозяйства — колхоз. Не прекраснодушные (беспредметные) мечты о перспективах фермерского уклада, которыми морочили нам головы перестроечные публицисты (да, фермы — это замечательно, осталось только выписать из-за границы опытных фермеров, построить дороги, подвести воду и дать технику), а спасение живых людей, обреченных на вырождение.
Борис Екимов показывает еще один важный признак “сердечной культуры”. Она не просто “лирический порыв”, она — деятельная любовь .
В пределах одной статьи нет возможности разобрать все художественные примеры “сердечной культуры” в русской литературе 90-х годов. Я взял только наиболее четкие образцы. Тем, кого интересует эта тема, я порекомендовал бы обратиться к последним вещам Евгения Носова , Валентина Распутина, Леонида Бородина, Олега Павлова, Антона Уткина, Михаила Тарковского, Марины Вишневецкой, Александры Васильевой, Светланы Василенко, Андрея Дмитриева.
Но часто “сердечная культура” пробивается там, где ее и не ждешь: например, в насквозь эгоцентрической прозе Александра Кабакова или в не совсем понятном мне романе Владимира Маканина “Андеграунд, или Герой нашего времени”. Или даже (зыбко, смутно) в последнем романе Виктора Пелевина. И подобные неожиданности — особенно значительны.
О “бессердечной культуре” в ее конкретных литературных представителях (В. Сорокин, Вик. Ерофеев и наиболее коммерчески состоявшиеся авторы “масслитературы”) мне говорить как-то вовсе не хочется. Для этого найдется немало “профессионалов”. Выскажу только одно. “Бессердечная культура” всем хороша. Она не требует от потребителя нравственного напряжения (не “грузит”). Она сочувствует его маленьким прихотям и ласкает его интеллектуальное самомнение. Она действительно разнообразнее культуры сердечной. У нее есть только один небольшой недостаток.
Это гибельный путь .
Басинский Павел Валерьевич — литературный критик. Родился в 1961 году в г. Фролово Волгоградской области. В 1986 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Кандидат филологических наук. Автор книг “Сюжеты и лица” (1993) и “Русская литература конца XIX — начала XX века и первой эмиграции” (в соавторстве с С. Федякиным; 1998). Печатается в журналах “Октябрь”, “Новый мир”, в “Литературной газете” и других периодических изданиях. Лауреат премии Антибукер по номинации “Луч света” за 1999 год.
1 Спорить с Липовецким о реализме — значит возвращаться на круги своя. Несколько лет назад, споря с ним в “Новом мире”, я писал, что в критике ХIХ века реализм и натурализм не различались по простой причине: искусство реализма еще не осознавалось как искусство, это приходит позже, на рубеже веков, после серьезных эстетических потрясений. Прошли годы. И вот в статье Липовецкого читаю: “В сущности, „чернуха” наиболее цельно наследовала реалистической традиции... и в этом нет ничего странного — натурализм и реализм если не синонимы, то родственные понятия в культуре ХIХ века, это только в советском литературоведении натурализм стал ругательным словом”. Ну да, ну да... А мы только вчера родились.
2 Как это все напоминает официозную марксистскую критику 60-х годов с ее претензиями к “правде факта”! Дескать, зачем они (писатели-фронтовики) показывают, как на войне людей убивали? То есть и убивали, конечно, но это ж не главное! Главное, что народ и партия побеждали! Или вот: зачем он описывает, как командир у бедного солдата землянку отобрал? То есть отбирали, конечно, и это обидно. Но не это ж главное! Главное... и проч.