Иное дело — виртуальное пространство компьютерной сети с порожденным им гипертекстом. Именно коллективного автора ждет задуманная Михаилом Эпштейном “Книга книг”, любителям Интернета хорошо знаком сайт “Буриме”, придуманный в 1994 году Дмитрием Маниным и сегодня насчитывающий более 18 тысяч буриме; по тому же принципу коллективного творчества работает и “Сонетник”, и “Пекарня лимериков”, и “Лягушатник”, и “Роман” Романа Лейбова, написанный на основе базисного фрагмента самого Лейбова и разыгранный множеством анонимных авторов.
Тем не менее “виртуальная личность” автора — не обычный коллектив анонимов. “ВЛ” — феномен иной природы; шеллиевская “Теория” охватывает сферы не литературного существования автора текста: “Если ты действительно личность — тебе не нужна вся эта бюрократия доказательств и подтверждений”, “Сеть позволяла порвать еще больше связей, скинуть еще больше оболочек. Даже имя”. Итак, проблема личности автора не снимается, а парадоксальным образом заостряется.
В интернетовской литературе автор непременно должен быть сильной личностью. Анонимом — но таким, который смеет бросить: “...что в имени тебе моем?” Явление анонимности хорошо знакомо традиционной культуре. Но в старые добрые (по преимуществу средневековые) времена оно преобладало тогда, когда автор уподоблялся скромному посреднику, старающемуся донести до читателя свет Истины. В конце нашего неоязыческого века автор отказывается от имени собственного по причинам прямо противоположным — демоническим; он уже не смиренный посредник, но — полновластный творец, человекобог (воспользуюсь-таки привычной терминологией), и имя как определение, как ограничение, заданное не им самим, действительно должно быть отринуто. “Слабая реальная личность никогда не создаст сильную виртуальную”, — читаем мы в “Паутине”. Паук сильнее мухи. Сорокин сильнее Достоевского — “он берет любой авторитетный дискурс — и деконструирует его, тем самым доказывая, что он, Владимир Сорокин, сильнее заключенной в этом дискурсе моральной и интеллектуальной власти” (статья Марка Липовецкого “Голубое сало поколения...” посвящена уже изданному “Голубому салу” Сорокина, что не меняет сетевого происхождения сорокинской прозы. Да и сам сайт “Голубое сало” жив и продолжает мутацию классиков).
Другое дело, что быть человекобогом — сегодня некое всеобщее состояние души. Но не впадаем ли мы здесь в противоречие, наделяя гасетовскую толпу чертами человекобогов (ведь масса по определению безлика)? Противоречия нет. На мой взгляд, не случайно все в той же “Паутине” возникает сопоставление Сети с языческим коллективом небожителей и героев (мотив “Одиссей как первый герой кибернетики”). Демос, конечно, но — непростой, отборный народ. Не лапотники, не “ботва”, по терминологии автора “Generation ’П’”. Толпа XX века, поразившая Ортегу-и-Гасета, находится на достаточно высоком уровне развития, ей вполне доступно то, что ранее, исторически, было прерогативой высшего, избранного слоя; восстание масс и их победа на рубеже тысячелетий крепко связаны с научно-техническим прогрессом, знанием, повышением культурного уровня. В общем, демос-то и есть — сильный мира сего. Страшный не дурными манерами, не ковырянием в носу — страшный самодовольством своим, гоготом над кантовским звездным небом и индивидуальным исканием.
Воистину блаженно место, где герои равны богам, а взамен истории творится миф. “Я никто и ничто, новая страница, tabula rasa...Чистая доска, — признается один из персонажей „Времени полукровок” Эдуарда Шульмана, — а если точнее — выскобленная”: “Ничего еще не написано. Все впереди. Свобода, свобода!.. ничего уже не написано. Все — позади. Свобода”. Не отвержение прошлого опыта человечества движет таким персонажем — мол, голый человек на голой земле (с этим мы как раз встречались в литературе); нет, здесь выстраивается собственный новый миф о земле и человеке. Ну что ж, любой цивилизации, дабы выжить, необходим свой миф. Нуждается в нем и виртуальная цивилизация. Не детство человечества, а — жизнь после смерти. Здесь привычная онтология мира с логической последовательностью четких понятий сменяется множественностью и алогизмом виртуального бытия.