Пробегающий
Мимо нас
Могут быть разные представления о предназначении искусства. Правильно, что оно призвано смягчать нравы, дарить людям надежду, вселять в их души гармонию, славить красоту бытия. Верно, что высшая власть вменила в обязанность поэту пророческое служение: предчувствовать грозы грядущего, предупреждать о них. Но справедливо и то, что дело поэта — обличать подлость и пошлость жизни, диагностировать нравственные болезни общества, побуждать его излечивать их. Игорь Холин не пребывал в роли холодного наблюдателя. Беды Отечества его действительно печалили, возмущали, жгли, доводили до отчаянья. Мотив смерти отчетливо звучит в книге. Поэт шел “от противного”, от отрицания, от издевки. В том числе и над самим собой. Он проклинал барак — и любил его, ненавидел — и жалел.
Да, его влекла литературная игра, формы его всегда были “игрушечными”, но не шуточным оставался протест. И когда формальные заботы отступали, упражнения в словотворчестве прекращались, хорошо экипированные абсурд и профанация сдавали оружие, тогда и прорывалось дыхание судьбы.
В тяжелое время
Как некое зло
Поэзии бремя
На плечи легло
Несу свою ношу
Бреду
Как в бреду
Но ношу не брошу
Не упаду
Алексей СМИРНОВ.
“...Только слова останутся”
*
“...ТОЛЬКО СЛОВА ОCТАНУТСЯ”
Зинаида Гиппиус. Дневники. Под общей редакцией А. Н. Николюкина.
Вступительная статья и составление А. Н. Николюкина. М., НПК “Интелвак”, 1999.
Т. 1 — 736 стр. Т. 2 — 720 стр.
Нет слов — а между тем только слова останутся . Только они кому-нибудь помогут не забыть . А забывать нельзя”. Эти фразы, занесенные З. Н. Гиппиус 26 марта 1921 года в ее “Варшавский дневник”, раскрывают, наряду со многими другими аналогичными признаниями — дневниковыми, стихотворными, эпистолярными — содержание и смысл отражения на бумаге ее бесконечных рефлексий (“самокопаний” — аттестовали бы ветераны борьбы с декадентством и модернизмом). Ей необходимо закрепить в слове ускользающие напряженные конвульсии собственного сознания, рационально оформить иррациональные импульсы, попытаться прояснить для себя самой самое себя и многоразличные сочетания-противостояния собственного “я” с другими людьми, с обществом, с меняющимися социально-историческими обстоятельствами, с эпохой.
Дневник — важнейшая форма творческой самореализации Гиппиус, и не приходится удивляться тому, что после нее осталось столь много дневников в прямом жанрово-терминологическом смысле этого слова — повседневных, хронологически выстроенных датированных записей-повествований от первого лица. В своем многообразии дневниковые тексты Гиппиус выявляют различные регистры ее личности, часто пересекающиеся, но никогда не смешивающиеся между собою: лаконичные подневные записи для себя — и ретроспективные обобщающие характеристики определенных жизненных этапов; интимно-психологические признания, метафизические построения, обращенные к “избранным”, самым восприимчивым, — и адресованная всем и каждому публицистическая хроника текущих событий, оборачивающихся творимой историей. Почти во всех случаях записи Гиппиус — больше чем индивидуальная исповедь. Ее дневник “О Бывшем” — не просто совокупность откровений и свидетельств, дающих ключ к пониманию того, как структурировались религиозные убеждения автора; это — важнейший документ для истории “нового религиозного сознания” в России в символистскую эпоху. Записи, неоднократно издававшиеся под общим заглавием “Петербургские дневники”, и примыкающие к ним “Черные тетради” — это хроникальная история жизни Гиппиус и ее близких в период мировой войны, революции и первых лет владычества большевиков; но вместе с тем это — исторический документ исключительной силы, исполненный той глубины осознания и точности оценки всего совершающегося, которые тогда были доступны мало кому из современников. И сейчас ее “революционные” дневники могут служить таким же безупречным и всеобъемлющим — не в смысле арифметического учета событий, а по адекватности их отбора и осмысления — учебником истории России на переломе двух эпох, каким является “Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына применительно к последующей истории страны.