Контраст этот, однако, бросается в глаза. Комментарии М. М. Павловой и Д. И. Зубарева не просто отличаются большей полнотой и точностью информации, они находятся в тесной функциональной зависимости от текста дневников, поясняют именно этот текст и расширяют его смысловое пространство. Комментарии же к другим “революционным” дневникам, да и не только к ним, сплошь и рядом представляют собой подборку общих сведений о том или ином предмете в отрыве от конкретного суждения, которое они призваны пояснить. Эти пояснения часто пространны и при этом совершенно излишни для восприятия соответствующих фрагментов текста. Подменить собой даже самую краткую энциклопедическую статью они не могут и не обязаны, но способны привести читателя в недоумение: зачем при попутном упоминании имени Герцена на пяти строках перечисляются несколько наугад выбранных фактов биографии Герцена (т. 1, стр. 688)? зачем нам сообщают, что африканские готтентоты исповедуют протестантизм (т. 1, cтр. 712; комментируется характеристика, данная Горькому: “Милый, нежный готтентот, которому подарили бусы и цилиндр”)? почему в комментарии к приводимой Гиппиус фразе П. С. Соловьевой с упоминанием рассказа Тургенева “Песнь торжествующей любви” (в комментарии: “Песня торжествующей любви”) не поясняется конкретный сюжетный намек, а приводятся сведения о первой публикации рассказа и цитата из рецензии В. Чуйко на эту публикацию (т. 1, стр. 630)? зачем упоминание Андрея Белого в записях 1908 года комментируется сведениями о его жизни в Берлине в 1921 — 1923 году (т. 1, стр. 635)? Можно задать еще множество подобных риторических вопросов.
И наоборот, комментарий часто красноречиво безмолвствует о том, что нуждается в пояснениях и уточнениях. Так, в “Дневнике любовных историй” Гиппиус касается своих взаимоотношений с поэтом Ф. А. Червинским. Сохранились 25 ее неопубликованных писем к Червинскому за 1891 — 1895 годы, непосредственно проясняющих содержание дневниковых записей, но в комментарии они не использованы; приводится, правда, с указанием архивного шифра однострочная фраза из письма Гиппиус к Червинскому (т. 1, стр. 616), а на следующей странице приводится фраза из письма Гиппиус к Н. М. Минскому от 16 ноября 1893 года, также с отсылкой к архивному первоисточнику — неправильной (указан шифр писем Гиппиус к З. А. Венгеровой), но точное совпадение этих цитат с теми, которые опубликованы — наряду с цитатой из письма к Венгеровой — в комментариях к “Сочинениям” Гиппиус (Л., “Художественная литература”, 1991, стр. 609 — 610), дает основание заключить о том, что использован именно этот печатный, а не архивный источник. Однако стоит ли упрекать комментатора за пренебрежение архивными документами, если даже столь необходимый для толкования того же “Дневника любовных историй” печатный источник, как публикация писем Гиппиус к А. Л. Волынскому, осуществленная А. Л. Евстигнеевой и Н. К. Пушкаревой (“Минувшее”. Исторический альманах. Вып. 12. М. — СПб., 1993, стр. 274 — 321), остался вне поля зрения? Не прокомментированы: судебный процесс Мережковского (т. 1, стр. 160), вызванный публикацией его пьесы “Павел I”, — история, широко освещавшаяся в печати; сообщение в записи от 11 марта 1921 года (т. 2, стр. 321) об организуемом “религиозном союзе” — “Союзе Непримиримости”, программные документы которого, составленные Гиппиус, ныне обнародованы в нескольких публикациях Темиры Пахмусс; не указано, что под нераскрытым сокращением “Сер. Павл.” (т. 2, стр. 522) подразумевается Серафима Павловна Ремизова-Довгелло, о которой говорится в другом месте (т. 1, стр. 634 — 635), что подготавливаемая Д. В. Философовым книга (т. 2, стр. 524) — сборник его статей “Слова и жизнь. Литературные споры новейшего времени (1901 — 1908)” (СПб., 1909), вышедший в свет в конце 1908 года, что фаза “Дм-в фельетон о Струве с возр. Струве” (т. 2, стр. 528) подразумевает публикацию 24 февраля 1908 года в петербургской газете “Речь” полемической статьи Мережковского “Красная Шапочка”, направленной против П. Б. Струве , и ответной статьи Струве в том же номере. Можно добавить: и так далее.
Неполнотой и неточностью отличаются многие краткие пояснительные справки об упоминаемых в дневниках лицах, дополнительные сведения о которых обнаруживаются без каких-либо специальных разысканий, а лишь путем обращения к обиходным современным справочным источникам: Василий Васильевич Успенский (1876— 1930); Николай Моисеевич Волковысский (1881 — не ранее 1940); Ростислав Иванович Сементковский (1846 — 1918); Н. Я. Стечкин (1854 — 1906); Сергей Алексеевич Соколов (1878 — 1936); Яков Станиславович Ганецкий; Евгений Юльевич Пети (1871 — 1938) — вне поля зрения комментатора осталась подготовленная Розиной-Нежинской публикация писем Мережковских к супругам Пети (“Новое литературное обозрение”, 1995, № 12); Степан Иванович Осовецкий (ум. 1944) — инженер-технолог, член Московского филармонического общества (сведения о нем — в комментарии Н. А. Богомолова в кн.: Гиппиус З. Н. Стихотворения. Живые лица. М., 1991, стр. 429); Николай Платонович Вакар (1894 — 1970). Те же неполнота, приблизительность, неточность присущи и многим описательным характеристикам: сообщение о том, что Религиозно-философское общество в Петербурге было организовано Бердяевым (т. 1, cтр. 637), лишь повторяет версию самого Бердяева и корректируется другими свидетельствами; определение Вяч. Иванова как “пантеиста” (т. 1, стр. 675) явно не отвечает характеру его религиозного мировоззрения; общие слова о том, что Брюсов “проявлял большой интерес к польской литературе” (т. 1, стр . 678), вообще для комментария не требующиеся, не подтверждаются данными, собранными в статье Св. Бэлзы “Брюсов и Польша” (сб. “История и культура славянских народов”. М., 1966, стр. 186 — 205), из которой ясно, что этот интерес имел достаточно локальный и эпизодический характер; Эдгар По, поэт, новеллист и эссеист, автор одного романа “Повесть о приключениях Артура Гордона Пима”, аттестован как “американский писатель-романист” (т. 1, стр. 655): неужели редактор издания А. Н. Николюкин, специалист по творчеству Э. По, действительно считает корректным такое определение?