Мы были похожи на людей, которые по очереди на cекунду заcыпают, а очнувшиcь, пытаютcя подхватить нить беcеды. От беcпомощноcти cобcтвенного мыcлительного аппарата мне было ужаcно cмешно.
— Cлушай, — поделилcя я c Майклом впечатлениями, — я бы cделал лозунгом марихуанокурения вопроc: “Так о чем мы cейчаc говорили?”
— Похоже, — cоглаcилcя он.
Потом уговорил меня ехать на его машине за тридцать километров cмотреть водопад, где он вcегда рыбачит. Доверилcя, механик вcе же.
Средний класс
Всю субботу — противный стрекот и гул с двух сторон. Сосед слева стрижет свою лужайку машинкой, соседка справа — трактором. Мне кажется, им просто нечем заполнить свой досуг, от тоски. А тут: трактор есть, куплен, конечно, тщательно отобран при покупке по характеристикам, чертам — надо их и использовать. Ну и физическое упражение — машинка кило двадцать весит: туда ее, сюда, рядками. Запах травы приятный (правда, если слишком сильный — довольно противный, травного сока).
Да мощный трактор у бабы — примерно как самолет реактивный в полукилометре рычит. Начали в десять, закончили в четыре. Не то чтобы покопать. На участках ни деревца, ни кустика. Все-таки средний класс — пижоны во многом.
Был в гостях у одного профессора в Кентукки. Большой участок земли при доме, примерно с наших тридцать соток. Участок весь лысый, одна трава бобриком. Только посередине участка — островок кустов и деревьев. А внутри островка скрыт маленький милый огородик.
Стал допытываться — и вытянул у коллеги подтверждение своим догадкам.
Они просто стесняются копаться в земле на глазах у соседей. Как-то неловко: нет денег, что ли, съездить в магазин пучок редиски купить? А если деньги есть и все равно копаешься — значит, времени у тебя лишнего полно, значит, списан ты в отставку и никому не нужен. Неудобно в обоих случаях.
Жирные
В Америке очень много жирных. Заметно больше, чем у нас. Американская жирнота особая — рыхлая, трясущаяся, выпирающе-бугристая. В Москве иногда увидишь со спины такого, обгонишь — точно, американец.
Главные калории идут от сахара. В литре кока-колы его 8 кусков! И все остальное в Америке — колбаса, пицца, хлеб, соки — тоже сильно переслащено. Сразу заметно для непривычного европейского рта.
Американская жирность и более скороспелая, растущая как на дрожжах. Типичная, десятки раз во всех уголках Америки виденная сценка. Из машины, немытого джипа с открытым кузовом, вываливается тройка. У мамаши толстенный зад, она переваливается как кряква, на ней широкая, скрывающая формы блуза-малахайка и клешеные брюки. Папаша — в красно-черной клетчатой ковбойке и бейсбольной кепке. Живот нависает над туго затянутым ремнем, но до стадии нарушения обмена веществ, как мамаша, еще не дошел. Видно, много трудится у себя на ферме или фабрике. Вслед за ними уже распухающий, как парниковый огурец, детка-тинейджер. В незашнурованных кроссовках, бейсбольной кепке козырьком назад, с пакетом чипсов под мышкой.
Идут отовариваться на неделю. Через двадцать минут (хватают быстро, почти не глядя, заранее знают, что и на какой полке брать) выкатят две тележки всяких Сorn Dogs, Turkey Franks, Bud Light, Kit-Kat... Америка пойдет воспроизводить себя.
Гамбургер
Разнообразие в американской еде достигается больше за счет формы, чем содержания.
Поджарят котлету на гриле — это бургер. Положат котлету между двух половинок булки — это гамбургер. Положат туда еще полоску безвкусного белого сыра — это чизбургер. Положат вместо него столь же безвкусный, но оранжевый сыр “Чеддер” — будет уже “Чеддер мелт”.
Сэндвич обретает название “Sub” (сокращенное от submarine), когда делается из булки в три раза длиннее обычной. В самом деле похожа на подводную лодку.
Двойной гамбургер я бы вообще сделал символом Америки.
В нем отражается сразу все: и американская страсть громоздить, воздвигать, и американская практичность (ведь в лице одной порции съедаешь как бы сразу две), и американская дурь, проистекающая частично из практичности.
Вы когда-нибудь ели двойной гамбургер? Он просто не влезает в пасть! Котлеты и луковые кольца выскальзывают, соус по пальцам течет, щеки измазаны. Куда удобней съесть последовательно два одиночных — так нет же!