Поднялись в дом и сфотографировались — и Петиным аппаратом, и московским. Взгрустнулось немножко, почему — непонятно.
— Если б вы знали, Глафира Андреевна, как рад я, что у вас все хорошо, и дети хорошие, и муж молодец... Нет, нет, — остановил он Петю, — машины не надо, я пройдусь пешком.
Через три квартала он взял рикшу, проехался немного и повернул обратно, остановился в сотне метров от особняка Анисимовых, закурил и надолго задумался.
Поступившие в академию офицеры просеиваются — и до нее, и во время, и после — через фильтры разной проницаемости, производится контроль и выбраковка, люди обезличиваются утвердительными или воспротивительными подписями других контролеров, у истоков стоит один человек, тот, который рекомендовал включить офицера в число кандидатов и никакой ответственности за подобранную им кандидатуру не неся, тем не менее ревниво и настороженно посматривает на тех, за кого он как бы поручился. Годились ли они, отвергались ли — а встречи или переписка с ними становились уже обязанностью, необходимостью. “Дядька-воспитатель”, — подумалось как-то капитаном 1 ранга. А для него ведь П. И. Анисимов был как бы нежеланным ребенком. И тем не менее...
Привыкший к европейским причудам, рикша терпеливо ждал, а капитан 1 ранга занимался арифметическими подсчетами и кадровыми прогнозами. Восемь лет назад в ресторане “Арктика” увидел он старшего лейтенанта Анисимова, который сейчас мог бы стать командиром эсминца или старпомом на крейсере; академия (не военно-дипломатическая, а нормальная) дала бы ему право быть позднее адмиралом и командовать соединениями кораблей, и ушел бы он в отставку, полный веры в правильность избранного им пути, по которому прошел если не абсолютно честно, то по крайней мере с ничтожным ущербом для себя. Годом раньше “Арктики” корабельный офицер П. И. Анисимов отказался подписывать липовый акт о списании тридцати литров спирта, ныне он документы, подобные тому акту, составляет и отправляет в Москву ежемесячно, если не чаще, — он, в прошлом рыцарь служения Отчизне. В житейском, пошлом, мещанском смысле существует он много благоустроеннее любого адмирала, а по уровню жизни превосходит даже командующего флотом, зато стал (сообразительный все же!) лгуном и растратчиком, автором фальшивок, вводящих в заблуждение руководство, но потому не наказанным, чтбо как в России суровость законов компенсируется их неисполняемостью, так и лживость всех агентурных сводок исправляется тем, что им никто в Москве не верит по той причине, что читают их не вдумчиво, если вообще читают. Иного человека и атташе и не могло получиться из Петра Анисимова, потому что деятельность его измеряется количеством вербовок, а где количественная мера, там приписки и подчистки почти обязательны. Капитан 3 ранга Анисимов успешно делает себе карьеру с помощью военно-морского атташе Великобритании, а успехи того на дипломатической ниве целиком основаны на дружбе с военно-морским атташе СССР. Вилла англичанина — в полукилометре от того места, на котором застыл в задумчивости рикша, на улице, где почти все посольства. Дважды в неделю Анисимов (с молчаливого согласия резидента) отправляется туда в гости, пьют зверски, флот Ее Величества богат и щедр, гулянка длится допоздна. А наутро Анисимов строчит донесение: “В частной беседе с британским атташе удалось выяснить...” А что выяснено — для этого существуют местные газеты, из которых и черпается сверхсекретная информация. Вымышлен, разумеется, и некий источник из правительственных кругов, ему частично приписываются сведения, которыми тот делится с Анисимовым и о котором ничего конкретного не говорится и не пишется. И англичанин в той же манере радует Лондон: “Имел приватную беседу с военно-морским атташе СССР, что позволило мне ответить на интересовавшие вас вопросы...” А далее — те же газеты. Приди Анисимов с повинной в ГРУ, заяви о несуществующих агентах, которым исправно платятся деньги, генералы заткнут уши пальцами и заорут: “Да замолчи ты, идиот!” Потому что все, вплоть до распоследнего младшего лейтенанта, знают: чтоб кому-то платить много, надо остальным довольствоваться малым, а еще лучше — не давать им вообще ни цента, и мертвые души — та самая фикция, без которой не может жить ни одна разведка.