Делается это так. Девочка гадает на спичках, среди которых одна — короткая. «Мама?» — Нет. «Папа?» — Повезло. «Сторож?» — Мимо. «Господин Жлабек?» — Пресловутая «короткая» приходится на похотливого старичка, который то и дело заглядывал недоразвитой девочке под юбку и всякий раз терял сознание от обилия впечатлений.
Приходит очередь соседей. Девочка, которая чего-то напряженно хочет, но не знает чего, а уж тем более не может, педантично скармливает своему латентному любовнику половину подъезда. Шванкмайер предельно жесток: невинное постсоциалистическое дитя готово в приступе неартикулированной страсти продать кого угодно, даже родителей!
Согласно каноническому сюжету, который девочка вычитала в сборнике сказок, Отесанека должна зарубить старуха с мотыгой, которой, обезумев от голода, он разорит капустную делянку. А вот кто поможет горемычным нам — непонятно.
Короче, на территории, где реально функционируют лишь топор и мотыга, следует осторожничать с Желаниями. Ограничивать Интересы. Развращенное неадекватностью полено — не подарок.
Но самое обидное, несмотря на заклинания и революционные реформы, по сю пору, как говорится в рекламе, — сухо, сухо и сухо! Ни страсти, ни секса, ни любви, и даже дружба какая-то странноватая. С детством пора завязывать, расставаться.
Лучший роман воспитания наших дней. Свою первую полнометражную картину Дамьен Одуль снимал без финансовой поддержки телевидения, что во Франции большая редкость. Цветная пленка была впоследствии обесцвечена, а ее 16 мм были «растянуты» во вполне профессиональный формат, 35 мм, что обеспечило фильму новое качество. Черно-белое пространство стало вязким, немного ирреальным, слегка сновидческим.
Проблемы взросления волнуют и без того «взрослых» (в социокультурном плане) французов. «Дыхание» (2001) получило один из главных призов престижного фестиваля в Венеции. «Дыхание» — простая и в хорошем смысле очевидная работа, которую было бы невозможно сделать у нас. Наши подростки, распределяющие деньги, осуществляющие культурную политику, никогда не признаются себе в своем подлинном возрасте. Типа взрослые. А значит, проблема взросления и воспитания на нашей повестке не стоит. Зато к ней внимательны французы.
Всего одни сутки из жизни городского мальчика, подростка, во французской деревне. Мать осталась дома. На летние каникулы парня приняли два дяди, два настоящих крестьянина, реально кормящихся с земли. Женщин нет, группа мужчин устроила себе праздник — с вином и поджаренным на вертеле бараном. Инициация. Стремительно опьяневший подросток, идентифицирующий себя в качестве молодого волка (рисунок на руке, игры и сны), соприкасается с миром. Соприкосновение дается через множество микрособытий. Исключительно изящная и внимательная работа. Ближе к финалу природное прорастает социальным: словно доигрывая «в индейцев», словно по инерции, герой стреляет в ровесника-приятеля, бравирующего тем, что местная железная дорога, да, вот эта, под ногами, — принадлежит его отцу. Приятель падает, герой долго пытается взвалить бездыханное тело на грузную лошадь, неожиданно проявившую норов и не дающуюся в руки, — длинный, драматичный общий план, перенасыщенный эмоциями. Все же такого развития событий мы не предполагали. Все же деревня, в своем роде райский уголок, теплая мужская компания, опека, вино, природа…
Очень хорошо, здорово, не удержусь, повторю только что родившуюся формулу еще раз: природное на наших глазах прорастает социальным конфликтом. «Эта железная дорога тоже принадлежит моему отцу!» — кстати, быть может, всего-навсего бахвалится, врет? А герой, волчонок, тем не менее стреляет. Но ты же волк, что тебе железная дорога, чужая собственность? А вот поди ты, стреляет не раздумывая. Поступок зверя или человека? Этот фильм не дает никаких ответов, ставит вопросы. Пристально вглядывается.
«…взгляд язычника. Я не верю в мораль. Есть правила, мораль же — система фикций», — так режиссер говорил в Москве. Но, как всегда, фильм режиссеру подконтролен не до конца. Потому что идеология плохо приживается в настоящем кино, отторгается. Стержень фильма — поиск Отца. Главный герой расспрашивает об Отце дядю, другого дядю, знакомых. Отца нет. Отец спился. Его иногда видят, и он неизменно пьян, но мальчику про это не говорят. А как жить без Отца? Как одинокому волку выжить в человеческом мире? «И запомни, что скажу: отцы всегда бросают сыновей, балда!» — внушает герою один из мужчин. Так ли это? Герой явно озадачен этим обобщением.