5 Не лишен символичности рассказ автора (стр. 22 — 23) о том, как в студенческие годы внимание Гуссерля было направлено на философию (в частности, на лекции Ф. Брентано) его близким другом, будущим президентом Чехословакии Т. Масариком. В 30-е годы Гуссерль и Масарик будут среди последних защитников гибнущего европеизма. Смена не придет, и Гуссерль скажет горькие слова о своих учениках — Шелере и Хайдеггере — о “поколении, охваченном разрушительным психозом”.
6 Каждый может поставить на себе простой эксперимент: возьмите сводку новостей в газете или на телевидении и не спеша проанализируйте, насколько нейтральная — якобы — подача фактов уже сформирована и нагружена незаметным их толкованием и подсказками для нашей оценки фактов. Но стоит увидеть, как это сделано, — и магия исчезает. Мы свободны. Гуссерлевская техника “редукции”, собственно, и дает такую свободу на более глубоком уровне.
7 “Вещь” и “суть дела” передаются в немецком одним и тем же словом “Sache”. То есть, подсказывает Гуссерль, очищенное сознание обретает сразу и смысл, и реальность.
Книги
Шамшад Абдуллаев. Неподвижная поверхность. Предисловие Александра Скидана. М., “Новое литературное обозрение”, 2003, 144 стр.
Книга стихов лидера “ферганской поэтической школы”, лауреата премии Андрея Белого за 1993 год, живущего “на окраине (вместе с тем — средостении, перекрестке цивилизаций)” — в данном случае можно говорить о скрещении в изначально русских стихах Абдуллаева традиций Востока с современной европейской культурой. Книга выставлена в Интернете по адресу <http://www.vavilon.ru/texts/abdullaev2.html>.
Леонид Амстиславский. Невольные записки. М., “Парад”, 2003, 144 стр., 1000 экз.
Стихи (цикл “Письма из „Матроски””) и тюремные записки современного сидельца о быте, условиях жизни и стиле взаимоотношений в нынешних российских тюрьмах. (“Поверьте, что, с каким бы мастерством и талантом ни была описана боль от „ласточки”, как бы мастерски ни был описан ужас удушья „слоника” или полиэтиленового пакета на голове, реальная боль всегда „больнее”, а ужас всегда „ужаснее”. Почти никто из нас никогда не рассказывал на воле, через какой ад мы проходим здесь. Во-первых, мало кто поверит в реальность, в возможность всего происходящего, а во-вторых… просто стыдно!” (От автора.)
Сергей Боровиков. В русском жанре. Предисловие Андрея Немзера. М., “Вагриус”, 2003, 304 стр., 3000 экз.
Книга саратовского прозаика, а также критика и бывшего главного редактора бывшего журнала “Волга”, написанная в жанре, им самим порожденном: краткие эссе — лирико-автобиографические, философские, литературно-исторические, социально-психологические, органично складывающиеся в единое повествование. О взаимоотношениях современного просвещенного русской литературой человека с историей, культурой, страной, самим собой.
Адам Ведеманн. Где собака зарыта. Предисловие М. Янион. Перевод с польского Ю. Чайникова. М., “Новое литературное обозрение”, 2003, 116 стр.
Проза (рассказы) представителя новейшей генерации в польской литературе. “В своем цикле рассказов он обращается к самым прозаическим подробностям жизни (потому и причислен критикой к „баналистам”), но в то же время легко и ненавязчиво затрагивает сложнейшие темы метафизического и философского свойства” (из издательской аннотации). Автор же предисловия, пытаясь определить уровень и строй этой прозы, вынужден рассматривать ее в контексте творчества Питера Гринуэя и Витольда Гомбровича, и горячность критика можно понять: молодой автор демонстрирует прекрасное владение формой и мыслью, способность на парадоксальные сопоставления “низкого” и “высокого”, легкость, но отнюдь не легковесность.
Станислав Игнаций Виткевич. Наркотики. Эссе. Единственный выход. Роман. Составление, предисловие, комментарии А. Базилевского. Перевод с польского А. Базилевского, Ю. Чайникова. М., “Вахазар”; “РИПОЛ КЛАССИК”, 2003, 496 стр., 3000 экз.
Эссе “Наркотики” (1930) и роман “Единственный выход” (1933) знаменитого польского писателя, а также философа и художника Станислава Игнация Виткевича (1885 — 1939). В своем ироническом и при этом абсолютно серьезном предисловии автор так определяет мотивы написания “Наркотиков”: “Поскольку так называемым „свободным творчеством”... я ничего не смог сделать для общества и народа, я решил после ряда экспериментов публично исповедаться в своих взглядах на наркотики... дабы хоть немного помочь силам добра в борьбе с этими ужаснейшими — после нищеты, войны и болезней — врагами человечества”. Тема наркотиков отчасти продолжается в романе, герои которого, художники и интеллектуалы, мучительно ищут оправдания своему существованию и Бытию в целом.