Рак желудка
У Пяти углов в Ленинграде
на Разъезжей была неплохая шашлычная,
а на Загородном (одна остановка) —
гастроном диетический.
Там у входа замурзанный нищий старик
постоянное место имел.
Он на шею приладил табличку:
“Рак желудка, прошу на лечение, на питание тоже прошу”.
И то, что стоял он у входа
в диетический, было точно рассчитано.
Что-то замыкалось в мозгу у сограждан,
и ему подавали
на сметану, и творог, и на докторскую колбасу.
До того я привык к его бедности,
что однажды положил ему в шапку
сырковую массу с изюмом.
Как-то я в шашлычной сидел,
упомянутой в самом начале,
а за столиком рядом,
в приличном двубортном костюме,
водолазке нейлоновой,
выбритый, веющий “Шипром”, —
я узнал его сразу —
сидел диетический нищий.
Пил армянский коньяк “Три звезды”,
заедал осетровым сациви,
а когда перед ним положили шашлык на шампуре
и горшочек чанахи,
он засыпал их перцем и ткемали обильно полил,
и, ничуть не тушуясь,
взглянул на меня
и приветствовал поднятой рюмкой.
Что тут можно сказать?
Я вполне допускаю: рак желудка
был кормильцем его и опорой.
Он свой хлеб, свое мясо, свою осетрину
добывал на пристрелянной
прифронтовой полосе.
Может статься,
что диетой замученный рак
остротбу как острботу ценил,
как уместную шутку застолья.
* *
*
…Помню, я ездил туда на трамвае № 12,
остановка “Обводный канал”.
Книжный ряд барахолки —
и было их два или три человека,
не больше.
Они торговали стихами.
На земле чемоданчик открытый:
там уложены в стопки
эти легкие книжечки —
так недорого стоили,
что стыдно сбивать было цену —
ничевоки, фуисты,
футуристы и все остальные.
Я не знал, что иные из них еще живы,
что Олимпов служил
управдомом где-то на Петроградской,
что Крученых и Рюрик Ивнев могли свои книжки
мне еще подписать.
Я пытался читать среди сумерек
предвечернего часа:
Я в землю врос
и потемнел.
Под гривою волос
нашел предел.
Я от рожденья гениальный
Бог, электричеством больной.
Мой в Боге дух феноменальный
Пылает солнечной весной1.
И это мне нравилось.
Но сам я стеснялся так написать.
Все измелилось, все.
Трамвая вовсе нет.
“Пощечина”. “Засахаренные кры” —
пять тысяч долларов.
Давным-давно
нет никого из них на свете.
И долго я блуждал в потемках,
и дорого мне стоили мои затменья.
И наконец, да, наконец
я твердо выяснил:
“Я — Самодержец Вдохновенья
Непогрешимец Божества
Собою Сам Творец Творенья
Бессмертной Жизни Голова”.
“Ленинградская здравница”
Летом, после десятого класса,
я жил в Териоках под Ленинградом,
готовился поступать в институт
и как-то на пляже
в тетради по химии
написал стихотворение.
Я сразу оделся и отправился с пляжа
в редакцию местной газеты
“Ленинградская здравница”.
День стоял пляжный, июльский,
и не было в редакции
даже машинисток.
И только главный редактор,
распаренный, в расстегнутой бобочке,
томился у себя в кабинете.
И он обрадовался моему визиту: