Или, скажем, как относиться к “пропаганде” Кузнецовым самодеятельных “девичьих порносайтов”, которым он посвящает не один текст? Самой интонацией, иронично-благожелательной, автор обозначает эти обзоры как игру, как попытку перенесения сексуальной и нравственной проблематики в эстетическое пространство. Так же, как, скажем, и в большинстве текстов Линор Горалик времен ее интернет-проекта “Нейротика”, в котором она, по словам Кузнецова, “временами делала настоящую литературу из новостей, посвященных сексу, эротике и порнографии”. Но ясно же, что не будет Линор Горалик писать сегодня рекламные тексты к фотографиям барышень из отнюдь не игрового уже сайта “Проститутки.ру”.
Конечно, игра. Способ расстаться с ханжеством.
Но у каждой игры есть свои законы, и в определенных ситуациях они способны подчинять себе игроков. Особенно когда игры в “девиантность” переносятся на поле социально-нравственной и политической проблематики. Тут уже легко переиграть самого себя. Сама природа “социального” отличается от природы “эстетического” как минимум по признаку смысловой одномерности высказывания. Форма здесь не играет той роли, какую играет в художественном тексте. И есть своя закономерность в том, что тот же “интернет-культуролог” Вербицкий в конце концов становится реальной идеологической фигурой, выступая на международных “научно-политических форумах” в качестве борца с мировым еврейским заговором, а тексты его подвешиваются на определенных сайтах рядом с соответствующими сочинениями Сергея Нилуса и “Протоколами сионских мудрецов”. И это уже не интеллектуальная игра с “антисемитофобией” среди своих. Интернет с самого начала претендовал на аудиторию, несопоставимую с аудиторией даже самой популярной газеты, и сохранить здесь атмосферу дружеского междусобойчика невозможно. То, что было приперченной игрой в 90-е годы, приобретает в нынешнем интернетовском пространстве дурную однозначность идеологической установки или политического лозунга.
Сегодня “мы”, на котором настаивает Кузнецов в своей книге, даже в самом усеченном варианте (“Мы — это, скажем, Пелевин, Вербицкий, Эпштейн и я”) таковым не воспринимается. Сошлюсь хотя бы на ту отстраненность от всего “интернетовского” (от “интернет-колумнистов”), которую так демонстративно подчеркивает Пелевин в своем последнем романе.
Многие особенности русского Интернета 90-х объясняются еще и тем упомянутым выше обстоятельством, что это было в значительной мере явление поколенческое — новое поколение интеллектуалов заявило о себе через Интернет.
Здесь, как мне кажется, не мешает уточнить само понятие “новое поколение”. И наше, “старших”, отношение к “молодым”. Здравствуй, племя молодое, незнакомое? А почему, собственно, незнакомое? И в какой степени незнакомое? Откуда берется новое поколение — молодое? Чем формируется? Да нами и формируется, “старшими”. Только не целенаправленно и соответственно не так, как нам хотелось бы. А естественным путем. И механизм этого формирования я бы определил словом “фильтрация”. Младшее поколение в момент созревания как бы фильтрует нас. Подчиняясь инстинктивному чутью на подлинное, оно отсеивает из выработанных нами жизненных стереотипов всю шелуху, все наши иллюзии и заморочки, с помощью которых мы идентифицируем себя как поколение, оставляя для своей жизни только то (и плохое, и хорошее), что действительно жизненно существенно. Можно сказать, что во многом образ нового поколения — это еще зеркало для поколения старшего. Бывает, что в зеркало это жутковато глядеться. Но что делать, какие есть. Молодое поколение создаем мы, желая этого или не желая. И, собственно, потому мы так и зависим от них внутренне.
Так вот, если обратиться к новому поколению, образ которого явил русский Интернет 90-х годов, одним из самых громких и категоричных заявлений, обращенных к миру, то есть к “старшим”, было: мы не такие, как вы. Мы свободны от вашего ханжества, заторможенности, оглядчивости и одышливости, от всех ваших заморочек, в том числе и “либерально-демократических”, моральных и проч. Мы — другие!
И очень интересно читать книгу Кузнецова, держа в голове как раз этот вопрос: насколько другие?
Вот Кузнецов воспроизводит типичный для его обозрений новостной блок, помеченный 1999 годом. И эта выборка более чем репрезентативна для кругозора и уровня контактов с миром того интернет-поколения — в выборе тем и форме их подачи Кузнецов как обозреватель был свободен абсолютно. Единственное, на что он ориентировался, так это на интересы своего потенциального читателя, как огня боявшегося всего, что отдавало бы “ширпотребом”, — “только те, кому не везет в жизни, ходят на большие концерты на „Горбушку”, — пишет Кузнецов. — Те, кому в жизни повезло, знают ходы в небольшие ночные клубы, на камерные концерты, где <…> собираются только „свои””.