- 2
Ирина Жеребкина. Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует. СПб., “Алетейя”, 2006, 224 стр. (“Феминистская коллекция”).
Очередное исследование автора, посвященное гендеру и судьбе русского феминизма, интригует и будоражит, или — выражаясь на выбранном исследовательницей философском жаргоне — провоцирует. Интригует — потому что уже на обложке опровергает очевидное: существование Сталина — больше чем факт, поскольку Сталин — не просто историческая фигура, но миф и символ массового бессознательного. Подготовленный читатель справедливо заподозрит, что одна из этих ипостасей (либо — если получится — обе) будет деконструирована. Отсюда и второй очевидный аспект книги — провокация. Потому что в приложении к мифам массового сознания метод деконструкции состоит в обнаружении отчуждающего явление статуса (не “любовь”, но “дискурс любви”), что возможно лишь исходя из абсолютно внеположной любому наличному статусу позиции. При корректном и рефлексивном (таком, при котором исследователь себя осознает) использовании эта позиция дает глубокие и интересные результаты. Но, будучи установленной раз и навсегда чисто механистически, подобная “вненаходимость” придает исследованию абсолютно “отвязанный”, или, иначе говоря, игровой, характер. Текст кажется написанным от имени Другого (чья идентичность, в том числе и лингвистическая, неопределима) с целью изобличения в объекте исследования скрытых, перверсивных моментов. Например: “Главный парадокс проблемы гетеросексуальное/гомосексуальное в эпоху сталинского тоталитаризма состоит в том, что несмотря на то, что гомосексуальность как структура фактически поощряется Сталиным (строившим гомосексуальные отношения с подчиненными…), Александров и Молотов не выдержали бремени этого перверсивного наслаждения, на самом деле находя высшее удовольствие в приказном бюрократическом сталинском гетеросексуальном „наслаждайся”!” Не осознаваемая автором ускользающая тоталитарность метода исследования и способа описания, при котором тоталитарное “само собой разумеющееся” подменяется постмодернистским феминистическим “должным” (семья как царство необходимости, адюльтер как проявление личной независимости и революционности женщины, выбирающей — наконец-то — не общее “материнское”, а личное женское, и т. д.), а также неверифицированность некоторых из его источников (в качестве “исследователей” сталинской эпохи называются телеведущий Леонид Млечин и писатель Эдвард Радзинский) не отменяет, однако, и некоторой продуктивности предложенной в нем схемы. Опираясь на работы Лакана, Жижека и его ученицы Зупанчич, Жеребкина пытается доказать, что именно парадоксальная структура сталинской сексуальности породила в его эпоху новый, феминистский по сути тип субъективности, присущий и актрисе Серовой, и дочери Сталина Светлане. Отношение тирана к массе определялось “принципом Антигоны”, чей объект желания — не что иное, как невозможность осуществить оное, то есть, по сути, — само желание. И значит, являясь “субъектом нехватки” и истерически требуя ее восполнения, он на самом деле не хотел того, чего требовал. То есть сам первый эмансипировался от провозглашенных им принципов. В этом-то смысле Сталина, конечно, не существует, ибо “отец народов” оказался — пусть в архетипическом, переносном смысле — женщиной… Что породило феномен “сталинских Антигон”, протестующих против режима самим образом жизни (алкоголизм и сексуальная раскрепощенность Серовой, конфликтное поведение и последующее бегство Светланы Аллилуевой интерпретируются Жеребкиной именно с этой точки зрения).
Надя Делаланд. Абвгд и т. д. М., ОГИ, 2007, 96 стр.
Женское, слишком женское. Слишком разорванное, слишком цветаевское, слишком бытовое, чтобы быть хорошей поэзией. Первый сборник автора назывался “Эрос, танатос, логос...”. Ни много ни мало. Такой заголовок, как всякое широкое обобщение, не может не быть правдой. Эти “оси” задают координаты и в поэтическом пространстве второй книги Делаланд. Но только понимать их нужно не абстрактно, а буквально — как “любовь”, “смерть” и “слова”. Чересчур разговорные, чтобы быть поэзией (“Я пришла домой, отымела мужа…”), но чересчур “пафосные, чтобы стать экспериментом с “прямым словом”.
ЗВУЧАЩАЯ ЛИТЕРАТУРА. CD-ОБОЗРЕНИЕ ПАВЛА КРЮЧКОВА
