В общем, все эти годы, когда одна плачет, а другой болеет, одна ест колбасу с шоколадом, а другой поджигает зажигалкой свой палец — они не просто так минули, господа, и когда Ромео остался один со своей Джульеттой… Ах, черт возьми!
Дома у Саши с Аней множество книг по живописи, по иконописи, гобелены, картины, фотографии. Я думал, что вечером, перед сном, они говорят о чем-то таком, что даже мне недоступно, о том, что может возникнуть только между двумя художниками, о поэзии цвета, о замыслах, о палитре Крыма или палитре Азии… Но боже мой! Неутомимый сатанинский быт толок и толок в ступе обыденщины все хрупкие и высокие смыслы, крошил замыслы, насылал кашель и корь, ломал бензонасос, засорял карбюратор, тащил в бесконечную нехватку денег, в ерундовые разговоры, в хроническую усталость, в глубокую безмазовщину…
Но рано он торжествовал победу. Ибо на четвертый день они проснулись и поняли наконец, что они свободны и прекрасны, что внутри каждого живы и любовь, и слова о высоком, а вокруг — золото на голубом и грустные травы позднего лета…
ПЛЯШУЩИЕ ЧЕЛОВЕЧКИ
Все началось с литературы. В девятом классе, где как раз учится Светка, дочка моей второй жены, сейчас проходят “Героя нашего времени”. В свое время эта вещь затронула меня — я со школы помню это поразительное чувство открытия, и поэтому — повторяю, только поэтому — я спросил:
— Ну что? Нравится тебе?
— Не-а, — сказала Светка. Ни малейшей интонацией не подчеркивая этого своего отрицания и именно этим делая его абсолютно безапелляционным. Зря старался Михаил Юрьевич Лермонтов. Молодое поколение высказывает ему свое “фи”.
— Погоди, — сказал я, обидевшись за Лермонтова и за те свои школьные чувства, о которых Светка ничего знать не могла. — А что же ты прочла?
— “Максим Максимыча”.
— А “Бэлу”? А “Княжну Мери”? — чуть завышая голос от истинного, может быть, удивления, воскликнул я.
— А нам сказали прочитать что-нибудь одно.
— И ты выбрала “Максима Максимыча”, как самую простую и короткую вещь!
Впоследствии, перебирая в памяти события, я убедился, что начал конфликт несомненно я. Светка, несмотря на свой переходный возраст — пятнадцать лет, — все-таки на редкость мирный, уступчивый, исполнительный человек. Наверное, она унаследовала мамин характер. Я не знаю, что она делает, когда на целый день в субботу уезжает с друзьями на каток или ходит в кино, не знаю, что она думает о моих журналистских и литературных занятиях, да и не стремлюсь узнать. Я ей не родной отец, и грубо вторгаться в ее внутренний мир с нравоучениями я не считаю себя вправе. Пару раз я вытаскивал ее из очень неприятных подростковых ситуаций, которые сама она не могла разрулить. Кажется, за это она осталась мне благодарна, и я даже сколотил себе некоторый моральный капитал. Короче, наши отношения складывались вполне гладко. Но скандал, если вы заметили, всегда возникает, когда его не ждешь. Всегдашнее Светкино желание найти самый простой и легкий путь почему-то зажгло во мне злость. И в следующий момент я уже не спрашивал, я доставал:
— А как же ты будешь писать сочинение, прочитав одного “Максима Максимыча”?
— А мы не пишем сочинений.
— Как это — не пишете? — Каждая моя последующая фраза была гуще и злее предыдущей, так что Светка наконец почувствовала мою злость.
— Не пишем — и все. Нам это не надо. — Я почувствовал, как мое наступление уперлось в камешек какого-то противления, и усилил напор:
— Что значит — не надо? В девятом классе — не надо? А как же вы будете учиться думать?!
— А нам над такими вещами думать еще рано.
— Да не рано, милочка, а поздно! Поздно вам учиться думать, если вы еще не начали!
— А учительница сказала — не надо!
— А я сказал — надо! — заорал я. — Прочитать все, от корки до корки, и сочинение написать! Я сам дам тебе тему!
В иные минуты взгляд на себя со стороны нелицеприятен. Имейте мужество проверить на себе.
Я прокричал это и вдруг почувствовал, что что-то лопнуло. Светка хлопнула дверью. Разразилась оглушительная тишина.
Жена не выдержала и пошла туда, к дочери в комнату. А я сидел в соседней и вдруг услышал… какой-то непередаваемый звук — не то хохот, не то рыдание, не то визг, не то стон. Со Светкой случилась истерика. Все, все было порушено в одну минуту ! И все усилия, прошлые, они, выходит, были напрасны, если сейчас за стеной с ребенком творилось такое. Ведь этот вой-хохот — это не от сегодняшней мгновенной обиды, это, значит, накопилось и теперь вот выходит такими спазмами…