И ничего нельзя было поделать с ними, как нельзя было взять приступом их огородов, хотя снаружи они походили на какие-то чудовищные застенки, а осенью под крики ворон железные заборы скрипели и стонали так, что у проходящего мимо от ужаса волосы шевелились на голове и долго еще казалось, что кто-то тянет руки к нему и взывает о помощи. Казалось, так будет всегда, но прошло лет пятнадцать, и те люди, что привыкли работать на земле, состарились и умерли, а их дети уже не хотели копать землю и сажать картошку, они накупили машин и превратились в обыкновенных бомбил или даже в представителей разнообразных нужных городу профессий. А брошенные огороды, которые поначалу облюбовали для своих игр мальчишки, потом сами собой стали исчезать, колючая проволока стала ломкой, железо проела ржа, скрепы распались, все рухнуло, и только могучая крапива — верная спутница запустения — все еще бушует над огородами федосьинцев, как океан забвения.
Я перешел железную дорогу и почти сразу же обнаружил прекрасную заросль лилового шиповника у покосившегося ржавого забора. Кузнечик кипятился в знойной высокой траве. Я подрубил крапиву вокруг шиповника и вонзил лопату в землю. Если кто-то не в курсе, скажу, что шиповник размножается в основном вегетативно, пуская под землей длинные корни, на которых вырастают потом все новые и новые кусты, которые, в свою очередь, тоже пускают корни, и так до бесконечности, так что в идеале получается непролазная, великолепно цветущая и благоухающая глущоба, достойная партизан Корсики. И главное в деле выкапывания шиповника — найти корень или два, на которых держится куст, и обрубить их.
В общем, дело спорилось, я довольно скоро нашел корни, которые нужно было рубануть, но в то же время жара и колючки делали свое дело, и я довольно попыхтел, копая. Чтобы облегчить себе дело и обнажить корни получше, я надел рукавицы и потянул куст из земли. Но брезент не помог, и пара шипов до крови впилась мне в ладонь.
— Черт, — сказал я.
— Что вы тут делаете? — в тот же миг в каком-нибудь полуметре от меня прозвучал женский голос.
Хуже всего, что он прозвучал из-за забора, прямо из-за ржавых листов железа: этот огород, значит, не был заброшен, кто-то еще проживал свое счастье на нем, а это не входило в мои планы. Но с другой стороны, облюбованный мною куст был хорош, да я изрядно потрудился над ним, так что отступать мне не хотелось.
Поэтому я сказал возможно более грубым голосом:
— Ничего.
— Как это ничего, когда я слышу, что вы тут копаете? — сказал голос.
— Нет, — сказал я и рубанул по корню лопатой. Лопата была острая, но корень не поддался.
Я опять рубанул.
— И вам не стыдно?
Я подумал, что стыдно, и еще раз дал по корню лопатой. Пожалуй, еще разок, и он обрубится.
Но в это время на дорожке появился мужик.
— Вы это что? — возмутился он.
— А вы не видите? — мрачно сказал я. Мне что-то стала не нравиться вся эта история.
— Зачем вы выкапываете шиповник? Не вы же сажали! — возмущенно вскричал мужик. Подходить близко он побаивался: я был сильнее и моложе его, к тому же он впопыхах забыл захватить какое-нибудь смертоносное орудие, а у меня в руках была лопата.
Я за доли секунды просчитал все это и подумал, что все, что происходит, не в мою пользу. Во-первых, невинное выкапывание куста шиповника теперь смахивало на воровство. Во-вторых, своими действиями я явно обижал и тревожил людей, которые не причинили мне никакого зла. При таком раскладе дом получит не подарок, а украденный куст шиповника, который, в чем я теперь не сомневался, не приживется, я возьму еще один грех на свою грешную душу, а ей и без того нелегко. Надо было срочно разрулить ситуацию в благоприятном смысле.
— Послушайте, — сказал я мужику. — Я уже почти выкопал этот куст. Подарите мне его. Один. Что вам, жалко, что ли?
— Я вам его не дарил.
— Ну вы жук, — сказал я. — А что теперь с ним делать прикажете?
— Вы идите, я его обратно закопаю.