“Разговор о стихах идет давно и насыщенно, со всей филологической конницей и ратью, и сейчас уже в стадии определенной усталости, хорошо отвечающей усталости русской силлаботоники. А вот о поэзии — практически не на что опереться. Только на смутные ощущения. А для долгого и серьезного разговора о смутных ощущениях нужна доверительность”.
Нет, вы почитайте, что там дальше (в главе “Культурный смысл”, например): “Так или иначе, есть культурно бессмысленные стихи. Именно про них возникает вопрос: а зачем это вы написали? Я бы немного откорректировал его: а зачем это вы нам принесли? Само по себе письмо без последствий — сугубо личное дело автора. <…> Между тем их автор, возможно, много лет пишет стихи, это важная часть его жизни, и он не готов согласиться с положением дел. Со своей невостребованностью, с тем, что поэзия в его жизни играет роль хобби. С тем, что русская поэзия — это корпус авторов и стихов, видный отовсюду, даже из города N. И современная русская поэзия — тоже корпус, видный отовсюду. И если ты хочешь там оказаться, надо принести туда кусочек живого, которого там еще нет. Поэт-любитель не согласен. Он предпочитает считать актуальную поэзию чем-то вроде то ли филологического заговора, то ли закрытого клуба, в который принимают новых членов по тусовочным соображениям в лабиринтах Москвы. Он поверхностно пролистал эти книги, альманахи и ресурсы и находит современную поэзию художественно слабой и не продолжающей славных традиций классической русской поэзии. И у него есть две точки зрения: про будущее и про настоящее”.
Ну и т. д. “У меня к этой системе тезисов непростое отношение. В целом я считаю ее антикультурным бредом с конспирологическим оттенком, возобновляющимся в разные эпохи. Вместе с тем, как всякий устойчивый бред, эта система опирается на отдельные верные положения. Иначе она не вербовала бы новых и новых адептов. На ее входных дверях написаны дельные вещи”.
…Может, отксерить и положить у входа в отдел поэзии?
Владислав Кулаков. Зрячий звук (поэзия Александра Величанского). — “Арион”, 2009, № 4.
“Осознав и декларировав в самом начале своего творческого пути принципиальную парадоксальность поэзии и языка, Величанский сформировал оригинальную звуко-смысловую поэтику, чуждую „лирического захлеба”, которая вполне логично привела его к жанру тяготеющей к парадоксальному афоризму философско-лирической миниатюры:
Не глупая игра в лото,
где цифры совпадут едва ли, —
нет, неожиданность есть то,
что мы всю жизнь невольно ждали.
А потому не сочиняй,
не фантазируй своевольно —
и так живем мы невзначай,
и с нас случайностей довольно.
С точки зрения логики сплошной парадокс: жизнь — не игра в лото, где совпадение цифр определяет случай, поскольку любая неожиданность в жизни — это то, чего мы ждали, и в то же время своевольничать бессмысленно, потому что вся жизнь состоит из случайностей. Однако вполне понятно, что хотел сказать Величанский. И сказано это настолько убедительно, что не поспоришь. Между прочим, „не сочиняй, не фантазируй своевольно” адресовано еще и поэтам, и самому себе как поэту — это выражение все той же осознанной установки на непридуманное слово: „дар речи — дар слышанья, слуха””.
Виктор Куллэ. Отогревающая речь. — “Арион”, 2009, № 4.
О поэте Ирине Ермаковой.
“В случае Ермаковой речь идет о своеобразном сканере, который стремится уловить сигналы в максимально широком диапазоне: от рассеянных в воздухе подобно замерзшим словам Пантагрюэля обломков античных мифов — до перебранки соседей за стенкой и невнятного бормотания местного юродивого. По сути, предмет ее устремлений — озвучить все живое (или бывшее некогда живым). Уже не могущее говорить либо изначально лишенное речи. Озвучить, понимая и сострадая. То есть отогреть своим дыханием те самые — замерзшие в великолепной метафоре Рабле — слова.
Ровно поэтому сам образ автора в ее стихах не то чтобы трудноуловим — но не поставлен в центр мироздания. Она, похоже, слегка стесняется привлекать внимание к собственной персоне — вокруг ведь столько всего замечательного! Как всякий истый поэт, Ермакова сочиняет стихи не из потребности одарить читателя изысками своего богатого внутреннего мира — но о людях и для людей. Просто чтобы им стало чуточку теплее в окружающем бесприютном мире. Человек может отогреть другого человека теплом своего тела, своим дыханием — но на расстоянии это можно сделать только речью. Мне от речи Иры стало теплее”.