См. в ближайших номерах “Нового мира” воспоминания старообрядца “Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева”.
Мария Степанова. Что там увидела Алиса. — “Коммерсантъ Weekend ”, 2013, № 3, 1 февраля <http://www.kommersant.ru/weekend> .
“Жизнь Алисы Порет прошла по краю этой ямы и ни в какой степени не была исключением из правил общей беды. Ее отец погиб в 1924-м; первый муж, искусствовед, умер в 27-м, второй — художник Петр Снопков, счастливо отбивший Алису Ивановну у Хармса, погиб в лагере в 42-м; война, блокада, нищета, эвакуация, бездомность и безбытность — фон ее воспоминаний, такой же, как у всех . Разница в самих воспоминаниях: в них нет ни следа опущенности , погружения в общую тьму. До такой степени нет, что мне пришлось перечитать их дважды, чтобы убедиться в своей ошибке и оценить степень промаха: все факты изложены там без эвфемизмов и умолчаний, все акценты расставлены по местам, все мертвые названы по именам. Дело, видимо, в тоне, в интонации, окрашивающей любой текст Порет, превращая его в рассказ об удаче: о жизни, прожитой с блеском — умно, спокойно и легко”.
Иван Толстой. Поцелуй на морозе. — “Радио Свобода”, 2013, 4 января <http://www.svoboda.org> .
1 января в Калифорнии на 93-м году жизни скончался литературовед, поэт, переводчик, профессор русской литературы Владимир Федорович Марков.
“Надо при этом не забывать, что 50 — 60-е годы в русской эмиграции были временем по большей части эстетически мертвым, а уж о поэзии писать могли вообще два-три человека. На этом фоне Марков был дерзким выскочкой из второй волны. По оригинальности Маркова были и его корреспонденты — вероятно, самые изысканные для послевоенных времен: поэт Георгий Иванов, литературовед Глеб Струве, композитор Вернон Дюк. Огромная переписка со Струве (если будет издана) станет несомненно литературоведческой и источниковедческой классикой”.
Борис Херсонский. Рим номер четыре. — “Полутона”, 2013, 28 января <http://polutona.ru> .
“Меня не удивило бы, если, приняв крещение, Бродский назвал бы свое духовное состояние — католицизмом. Случилось ли это в жизни гениального поэта — дело его души, дело его семьи. Но повторимся: творчество Бродского было повернуто лицом к Риму. И Римско-католическая церковь, похоронив поэта по обряду, вероятно, согласилась с этим фактом”.
Егор Холмогоров. Символы пустоты. Неюбилейное. — “Русский обозреватель”, 2013, 30 января <http://www.rus-obr.ru> .
“Получается технология тройного обмана, доведенная до совершенства в вещах типа „Архиерея” (одно из самых гадких произведений в известной мне русскоязычной литературе — даже Головлевы, пожалуй, не такие гадкие — точнее, слишком прямолинейно гадкие, сразу выплевываешь). Собственно, „Архиерей” довольно точно раскрывает и чеховский метод ненавязчивого псевдореалистического опошления, и конечный смысл этого метода — полное обессмысливание человеческой жизни, ариманическое отрицание ее высшей цели”.
“Чехов был изменником. Так сказать, культурным дезертиром. Он дает картину „физической природы” человека именно за вычетом всего того, что в ней произведено стремлением духа к превосхождению этой природы”.
“Человеку, который умирает при жизни, причем умирает необратимо, при этом прекрасно понимая механику и ход болезни, поскольку является врачом, можно, конечно, простить такой гиперманихейский взгляд на мир (гиперманихейский потому, что учение о тьме тут даже не уравновешивается учением о свете)”.
“Чехов как бы выбрал посмертную кару по себе. Ни один русский писатель не удостоился такого непонимания, опошления и неблагодарной памяти, поскольку только это непонимание и опошление было единственной защитой Чехова от изгнания и отторжения русской культурой ”.