жару сменяла стужа. o:p/
Решительность уходила в полумеру — o:p/
как бы не было хуже… o:p/
И ещё один штрих по теме, o:p/
существенный на шкале стоимостной: o:p/
мы можем вымереть не от эпидемий — o:p/
от потери собственного достоинства. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
В осеннем подлеске o:p/
o:p /o:p
Прозрачной ледяной скорлупой поблескивает o:p/
просвеченный солнцем утренний подлесок. o:p/
Тихо. Деревья точно окостенели. o:p/
Но это тишина стеклянных подвесок: o:p/
тронул — и зазвенели. o:p/
Я иду по дорожке, усыпанной листом хрустким; o:p/
глаз высматривает букашек, козявок сонных. o:p/
На мои шаги чуткая люстра o:p/
мелодичным откликается перезвоном. o:p/
Кажется, благозвучные цацки o:p/
вторят каким-то чудным чародейским ладам. o:p/
Я боюсь споткнуться и устроить тарарам o:p/
в первозданном непуганом царстве. o:p/
o:p /o:p
1975 (2005) o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
Лесной ручей o:p/
o:p /o:p
Утро раннее. o:p/
Среди пробуждающейся многоголосицы, o:p/
непереводимых речей o:p/
непролазной еловой раменью o:p/
упористый бежит ручей. o:p/
Как истый старатель, o:p/
он моет песок, шевелит корягу. o:p/
Дорогу далеко не скатертью o:p/
безустанный выбрал трудяга. o:p/
У него, наверно, мечты свои, o:p/
чаяния, o:p/
ему доступны зверей следы. o:p/
А может, идею национальную o:p/
знает эта вот струйка воды. o:p/
Гуси-лебеди
Шенбрунн Светлана Павловна родилась в Москве. Прозаик, переводчик, автор книг “Декабрьские сны” (М., 1991), “Искусство слепого кино” (Иерусалим, 1997), “Розы и хризантемы” (М., 2000), “Пилюли счастья” (М., 2010). С 1975 года живет в Израиле. Повесть “Гуси-лебеди” входит в состав третьей части романа “Розы и хризантемы”.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Вот купила тебе, — объявляет мама и выкладывает на стол изделие фабрики “Скороход”: безобразные детские сандалии из грубой свиной кожи. Тяжелые, на толстой плоской подошве с широким рантом. Издевается надо мной — никто, никто из девочек, даже из самых бедных семей, не ходит в таких, у всех уже есть хорошенькие босоножки на каблучке.
— Можешь отнести обратно, — говорю я, — я их носить не стану.
— Это почему же?
— Потому что они отвратительные. Десятилетние девочки и то не ходят в таких.
— Что за выдумки, что за капризы?!
— Я не буду разгуливать по городу таким пугалом!
— Как угодно, — хмыкает мама. — Была бы честь предложена, от убытка бог избавил.
Папа получил пропуск в Пушкинский музей на выставку шедевров Дрезденской галереи. Посещать ее он не собирается, говорит, что уже видел эти картины в Германии, когда их паковали для отправки в Москву. Может, и видел, может, и присутствовал при упаковке, но, конечно, не из интереса к изящным искусствам, а по долгу службы. Насколько мне известно, он в жизни не посетил ни одного музея. К любителям развешивать у себя на стенах картины относится с презрением, утверждает, что это дурной вкус и мещанское чванство.
А я в Музее Пушкина побывала уже несколько раз. Со школой. Выставку подарков товарищу Сталину мы осмотрели дважды, самым интересным экспонатом там был подарок индийского правительства — рисовое зернышко с выгравированным на нем многословным поздравлением юбиляру. Чтобы взглянуть на это зернышко, пришлось полчаса простоять в очереди.
Теперь возле музея извивается очередь куда более длинная. Говорят, желающие увидеть сокровища Дрезденской галереи не расходятся даже по ночам. Но мы с мамой благодаря нашему пропуску беспрепятственно проходим через милицейский кордон.
Вообще-то я хожу теперь босиком, мамины сандалии я не надену даже под дулом нагана. Папа в наш спор не вмешивается. Мог бы, конечно, купить мне босоножки, но не желает обострять отношения с мамой. Она станет вопить, что никто не считается с ее мнением и все это делается ей назло.
Если не считать изредка забредающих в Москву цыганок, я единственная во всем городе хожу босиком. Цыганок милиция гоняет, меня никто не трогает. Некоторые смотрят с удивлением, но большинству прохожих не до меня. Девочки из школы, не знакомые с моей мамой, считают, что я просто валяю дурака, оригинальничаю. Наплевать, пускай. Беда только в том, что в Музей Пушкина невозможно идти босиком. Скорее всего, и не впустят. Приходится надеть зимние ботинки с меховой опушкой. Странновато выглядит в июне месяце, но ничего — бывает и хуже.