Могу привести один случай многолетней давности. Как-то я сказала моей подруге, работавшей тогда в цехе в самой что ни на есть работяжной среде, что моя мама предложила завести собаку: “Будешь с ней прогуливаться вечерами”. И тут Света говорит:
“— Ну, и будешь ты, как „дама с собачкой”.
— А что?
— Ну что, ты не знаешь, кто такая „дама с собачкой”?”
Так что народ порой улавливает суть на удивление метко. В таких случаях я с удовольствием вспоминаю стихотворение Баратынского “Старательно мы наблюдаем свет...”.
Не соглашусь с Вами, пожалуй, в том, что каяться нужно перед толпой, главное — раскаяться в своем сердце, осознать ужас греха и раскаяться перед Богом. Необходимость огласки, на мой взгляд, в таких случаях очень спорна. Но это уже вопрос, разумеется, не литературы, разные христианские конфессии расходятся во мнении по этому предмету.
Еще мне кажется, что “канал” источника жизни не перекрывается полностью. Господь милосерден, Он действует тонко, наводя четкость объектива внутреннего зрительного “инструмента”, помогая не переворачивать и не сдвигать шкалу ценностей, установленных для человека с тем, чтобы расчистить жизнеобеспечивающий “канал”. А какое замечательное, “говорящее” русское слово “цело-мудрие”!
Мне близок Ваш взгляд на “вампиризм” в повседневности, можно добавить к приведенному Вами в статье образному выражению синонимичное “съедать поедом”.
Теперь позвольте отойти от “женского вопроса”.
Для меня статья В. Свинцова 3 , на которую Вы ответили, относится к поиску природы творчества, его истоков. Но как для верующего человека для меня вопрос решается однозначно и ясно: “Но лишь Божественный глагол до слуха чуткого коснется...”; “...и просто продиктованные строчки ложатся в белоснежную тетрадь”. Другое дело, что, как мне кажется, Господь знает, кого и как использовать, чей психофизический “инструмент” как настроить, какому-то автору необходимо самому пережить в той или иной степени подобное тому, о чем нужно возвестить миру, кому-то хватает наблюдения, а кому-то воображения. Не мне Вам приводить примеры по каждому случаю. Интересно проследить связи между досконально изученными житейскими биографиями, душевно-духовными путями и творчеством великих писателей. Известны неприглядные эпизоды из юности Пушкина, посещения “веселых” домов, безудержное распутство. Как это сказалось на состоянии его “канала” и на его судьбе? Я думаю, что, кажется, А. Битов совершенно прав, сказав, что в “Болдинскую осень”, “похоже, он написал всё”. И женитьба, а затем горький, бесславный конец — это судьба, и сам поэт знал это, я думаю, его раздражительность в годы женатой жизни вызывалась не постоянными денежными заботами, долгами, расхождениями с женой во взглядах на выбор образа жизни семьи. Это все уже была Судьба, его Рок, Карма, как хотите. Потому, наверное, и написал накануне смерти эпиграф к последней своей повести “Береги честь смолоду”.
Простите, что отняла у Вас время, есть вещи, о которых можно говорить и спорить бесконечно.
Дай Вам Бог сил и здоровья рассказывать детям в школе, что такое грех.
23 сентября <1999 года>.
Адель Александровна ВЕЙС,
37 лет, по специальности математик, работаю сторожем.
1 Это письмо, пришедшее в “Новый мир” после публикации моего ответа на статью В. Свинцова и обращенное ко мне как к единомышленнику, я показала другим потенциальным единомышленникам автора — тут же, в редакции. Было предложено письмо напечатать. Я написала об этом Адели Александровне, но ответа так и не получила. Я надеюсь, что она не осудит нас за эту публикацию. Я надеюсь, что в ее жизни не произошло ничего плохого, просто почему-либо не дошло мое письмо или ее ответ. Может быть, она откликнется после этой публикации. А может быть, кто-то из наших читателей захочет написать к ней... (Татьяна Касаткина.)
2 “Новый мир”, 1999, № 6.
3 “Новый мир”, 1999, № 5.
ПОЛКА КИРИЛЛА КОБРИНА
ПОЛКА КИРИЛЛА КОБРИНА
+7
А. Перле. Мой друг Генри Миллер. СПб., “Лимбус Пресс”, 1999, 352 стр.
Эта жизнерадостная, излучающая невероятную энергию книга “достраивает” русскую миллериану, затеянную питерским издательством “Лимбус Пресс”. Достойное завершение примерно десятилетнего официального обитания Генри Миллера в отечественной словесности. Был период, когда этому неутомимому узкоглазому очкарику вздумали у нас подражать; в жизни получалось довольно слабо, в литературе еще слабее. И дело даже не в разном калибре литературного (и жизненного) дарования. Дело в том, что все эти монстры, “священные чудовища” эпохи модернизма — Миллер, Кафка, Бунюэль, Стравинский, Пикассо — настолько “штучны”, настолько отличны как от простых современников, так и от непростых потомков своим, если угодно, физиологическим составом, силой энергетического заряда, ментальной конструкцией, этической стереоскопичностью, что любые попытки подражательства, пусть даже частные, пустяковые, вроде сексуальных приключений или способов курения трубки, совершенно бесполезны. Собственно, книга Альфреда Перле, парижского компаньона, собутыльника и “подельника” (не в уголовном смысле) Генри Миллера, именно об этом.