“Путь идеального поэта (а это, естественно, всего-навсего бледнолицый конструкт!) состоит из суммы отрезков, пройденных неидеальными, может быть, так и не покорившими вершину, но упорно к ней карабкающимися”. “Неидеальные” — это Николай Якшин, Аркадий Застырец , Геннадий Русаков и другие.
Илья Кириллов. Средь зерен и плевел. — “День литературы”, 2000, № 1 — 2, январь. Электронная версия: http://www.zavtra.ru
“Проза „Нового мира” вообще производит двойственное впечатление. С одной стороны, общий уровень ее — очевидно — выше, чем где бы то ни было. Я согласен с Вл. Бондаренко в высокой оценке повести Бориса Екимова „Пиночет”, но только в ее литературной части. То же самое могу сказать и о повести „Сирийские розы” Андрея Волоса. Но, принимая во внимание остроту стоящих перед современным человеком духовных проблем, никак не могу признать значимыми эти „скучные песни земли”...”
Классическая история Томаса Венцловы. — “Новая Юность”, № 39 (1999, № 6).
Глеб Шульпяков интервьюирует знаменитого литовского поэта, преподающего в Йельском университете (США). Томас Венцлова вспоминает: “Я однажды поднимался по лестнице в Москве к знакомой опять же даме... Это было на Пушкинской, и я был относительно трезв. И вот вижу: на лестнице сидит кодла мрачнейших личностей, их много и они пьют. Тут я, как Воробьянинов, понимаю, что меня будут бить, и, возможно, даже ногами. Но делать нечего, я обреченно иду вперед, как вдруг навстречу мне поднимается их атаман, красивый, но мрачный человек, и спрашивает: „Ты кто?” — „Я Томас Венцлова, а ты кто?” — „Я Венедикт Ерофеев. Давай выпьем”. Он слышал что-то обо мне, я, естественно, слышал о нем — „Москва — Петушки” уже была написана. Оказывается, они тоже шли к этой даме, но кодлу дама справедливо не пустила к себе, они сели на лестнице и стали распивать по ходу дела. Я, естественно, с ними упился до полусмерти и к даме уже не пошел. Таков единственный случай моего общения с великим Ерофеевым”.
См. в январском номере “Нового мира” за этот год рецензию Татьяны Касаткиной на сборник статей Томаса Венцловы “Свобода и правда” (М., 1999).
Анна Козлова. Утопленники пяти рек. — “Литературная Россия”, 1999, № 51-52, 31 декабря.
О том, что “на месте ерофеевского слова в романе (Ерофеев Виктор. Пять рек жизни. М., „Подкова”, 1999. — А. В. ) может стоять любое другое. Это как порнографическая фотография, под которой можно поместить заголовок любой газетной статьи”.
Юлия Кокошко. “Ничего, кроме болтовни над полем трав”. Повесть. — “Уральская новь”, Челябинск, 2000, № 1 (6).
“У этой прозы сегодня аналогов нет, Кокошко занимает в русской литературе место, на которое никто не претендует и претендовать не может” (из предисловия Аркадия Бурштейна). О прозе Юлии Кокошко см. короткую рецензию Ольги Славниковой (“Новый мир”, 1998, № 5).
Владимир Корнилов. И жалко было страну Россию! — “Дружба народов”, 2000, № 1.
“Надобно знать и честь, / Хватит уже блажить... / Но, как хочется есть, / Снова хочется жить”.
Анатолий Королев. Человек-язык. Роман. — “Знамя”, 2000, № 1.
Тератология — наука о врожденных уродствах. “Так вот, если у англичан был человек-слон (см. известный фильм Дэвида Линча. — А. В .), то у нас есть человек-язык”. Он святой, зовут его Муму. Язык является больным местом и самого автора, констатирует Мария Ремизова в рецензии “Новое русское барокко” (“Независимая газета”, 2000, № 15, 28 января).
См. о романе А. Королева в статье А. Злобиной “Кто я?” в этом номере “Нового мира”.
Петр Краснов. Добро народное. Из записных книжек. — “День литературы”, 2000, № 1-2, январь.
“С момента опубликования „Мастера и Маргариты” вокруг Михаила Булгакова сразу же образовался некий согласный „заговор молчания” относительно явно антихристианской, гностической и манихейской, в конечном счете масонской идейной концепции романа — весьма согласный „заговор” как с либеральной, так и с патриотической стороны литературного шестидесятничества...”
Александр Крылов. Особенности национального терроризма. — “Новая Юность”, № 39 (1999, № 6).
Каракозов, Каляев, Халтурин — “психопатия параноидального круга с выраженными аффективными реакциями”.