Прицел
Рейн Евгений Борисович родился в Ленинграде в 1935 году. Окончил там Технологический институт. Знал Анну Ахматову; Иосиф Бродский считал Рейна своим наставником. Автор нескольких книг лирики; эссеист. Живет в Москве. Лауреат Государственной премии России. Постоянный автор “Нового мира”.
* * *
Голые ветки орешника перед моим окном,
и земля уже схвачена первым снежком.
Шапку надвинь на брови, руки в карманах согрей,
если зима наступает, то хорошо бы скорей.
Пусть поскорее стемнеет и станет простор светлей,
пусть ветер и снег смешаются где-то среди полей.
Пусть фонарь по дороге перечеркнет метель,
пусть она ходит кругами, как праздничная карусель.
Звезды на низком небе зазубрены и легки.
Достань из карманов теплые, тяжелые кулаки.
Подкинь их вверх и подумай, что дожил ты до зимы,
и все, что вокруг темнеет, белеет, на память себе возьми.
И свет жилья человечий, и легкий узор под ним...
Когда все это минует, ты будешь совсем другим.
* * *
Первый снег — нелепая погода,
точно позабытая тропа,
по которой топала пехота,
а не городская шантрапа.
Он еще сгустится и растает,
ибо так положено вовек,
потому-то ничего не знает
снегом занесенный человек.
Тот, кто видел все четыре части, —
видел все и ко всему привык,
потому-то снежное ненастье
падает ему за воротник.
Не уйти, не убежать от снега,
потому что этот снег — судьба,
может быть, прибавить слово “эго”...
“Эго-снег” — час Страшного суда.
Первое декабря
Подслеповатая, дурная
Угомонилась ночь Москвы,
И я один под утро знаю,
Что примешал к своей крови,
Что это был игорный случай,
Подсказка дьявольского дна,
И больше, как себя ни мучай,
Мне не покажется она.
Под Этной закипала лава,
Масон стирал запретный знак,
По мановенью автоклава
Катился в пропасть “кадиллак”.
Мне назначалось в долю к бритве —
Почти что лезвию “жиллетт” —
Ошибку срезать в темном титре,
Пожрать себя, как самоед.
Свести Денницу и Мессию
Хотя б словечком показным
И наглой шуткой под ракию
Подвинуть толковище им.
Быть может, вонью самогона
Здесь отыгрался “хеппи энд”,
И примиренные знамена
Склонились и сдались в момент.
И на всезнающем экране
Дирк Богарт и Сарданапал,
К ведру припавшие заране,
Пустили петуха в финал.
Но я, усталый до склероза,
Не различал подземный гул
И жадной смеси купороса
Слезою детской не сглотнул.
Я горько спал, не понимая,
Что через девять тысяч дней,
Другого случая не зная,
Мы справим этот юбилей.
* * *
В темноте новогодья
под обильный снежок,
натянувши поводья,
запад прет на восток.
Под чужим зодиаком
все смешалось в горсти.
Город воском закапал.
Подходи — отпусти.
Не бывает начала,
далеко до конца.
Пусть паролем звучала
оговорка Творца.
Подведенные брови,
перекрашенный рот,
след запекшейся крови
меж долгот и широт,
долгий путь намечает
нам сегодня межу.
То, что он замечает,
никому не скажу.
Это правда обмана
или тайна зимы,
но сейчас еще рано
от сумы и тюрьмы
зарекаться под снегом,
биться лбом у ворот