Выбрать главу

Мы тихо смеемся.

Она:

— Он еще и телевизор сейчас же включит. Новостями всегда интересуется.

И тут мы оба смеемся громче, чем надо бы.

Она:

— Тс-с. С ума сошел...

Я шагнул в ночные запахи — шел садом. С глухим шуршанием (осторожно) ступал по траве. Вокруг всё были яблони, яблони... Разлапистые... Старые... Большие... Ни от кого не уходили и не бежали — деревья застыли в белесой лунной пыли.

Сад волнует. Я легко засмеялся... Я видел, что здесь, у деревьев, тоже свои выборы. Голосуют по старинке — сразу двумя руками. (Или даже тремя, четырьмя. Сразу всеми руками, сколько есть!) В полном согласии яблони вскидывали ветки к белому лунному свету.

Скошенная трава

Полетаева Татьяна Николаевна родилась в Москве. Закончила Институт культуры. Участник неформального поэтического сообщества “Московское время” (А. Сопровский, С. Гандлевский, Б. Кенжеев и другие). В советское время публиковалась за рубежом и в самиздате. Автор лирического сборника “Наука любви”. Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.

* * *

Нынче дворник Виктор так чисто мел,

Как уже нечасто у нас метут.

А. Сопровский.

Дождь со снегом обещает диктор.

Сторож Александр и дворник Виктор

Вышли погулять до магазина —

Для меня знакомая картина.

Погляжу им вслед без осужденья,

Улыбнусь, как после пробужденья, —

Отстоялась времени вода.

А они не оглянулись даже...

Снег растаял, под ногами — каша,

И уже не видно ни следа.

 

* * *

Синева апрельских первых дней,

И река берет начало в ней.

Ты взбежишь на холм отлогий —

Ноет грудь и ноют ноги

По дороге к ней.

И любовь, которая сильней

Наших слов и наших снов о ней,

Впереди кружит, как птица,

Чтобы нам не заблудиться

По дороге к ней.

Родина надгробий и теней,

Издали б печалиться о ней.

Но во рту крупинка соли —

Слезы жалости и боли

По дороге к ней...

 

Баллада о неизвестном поэте XVIII века

Раз на исходе лета

Стояла у крыльца

Дорожная карета,

А в ней красавица.

Она, храня молчанье,

Нахмурилась в ответ

На то, что на прощанье

Ей говорил поэт:

“Ты, кровь мою встревожа

И ум мой полоня,

Прости, моя надёжа, —

Ты едешь от меня.

Я вечно не забуду

Любви твоей ко мне,

А плакать я не буду —

Гори ты на огне!”

Он стук колес прощальный

Дослушал до конца,

И бросил взгляд печальный,

И в дом ушел с крыльца.

Вослед глядели хмуро

И жались у воды

Венеры и Амуры —

Век восемнадцатый.

Седой, на теле шрамы,

Он был убит в Крыму,

И перед смертью самой

Склонилося к нему

В лучах слепого света

Прекрасное лицо.

И он увидел лето,

Карету и крыльцо...

“Я столь великодушен,

Что даже не грущу,

И столь тебе послушен —

Тебя я отпущу.

Я вечно не забуду

Любви твоей ко мне,

А плакать я не буду —

Гори ты на огне!”

 

* * *

Море, голубое море, принеси волною мне

Раковину золотую, что лежит на самом дне.

Унесу ее с собою, под подушку положу,

Буду долгими ночами спать и слышать моря шум.

Море, голубое море, принеси волною мне

Голубых, зеленых, серых и оранжевых камней.

Соберу на нитку камни, на запястье завяжу.

Скажет милый: “Ты — жена мне”. — “Может быть”, — ему скажу.