Отмечу пространные свидетельские показания, помещенные в статье Елены Кирилловой “Вынужденные переселенцы в России: оправдались ли надежды”. Реальное положение различных групп мигрантов, о которых пишет, в частности, Кириллова, крайне неблагополучно. Полезными представляются и включенные в настоящий номер “Записок” две справки: “Российское миграционное законодательство” и “Нелегальная миграция”, подготовленные информационным консультантом журнала Алексеем Ковальчуком.
Миражи воспитания. — “Отечественные записки”, 2004, № 3.
“<…> Мы, родители, обречены вечно метаться в замкнутом кругу нескольких простых и, увы, неразрешимых противоречий. Откуда в ребенке дурные черты, от плохого воспитания или „от генов”, а если от генов, то от чьих — ваших собственных или родни вашей жены (мужа)? Как свое чадо воспитывать — как делали это наши родители или надо во что бы то ни стало держаться с веком наравне? В какую школу его отдавать — в частную и свободную, чтобы вырос белым и пушистым, или в государственную и палочную, чтобы знания „от зубов отскакивали”? Почему дети не торопятся принимать наши моральные ценности? Может, эти ценности устарели и нужны новые? Но если новые — то, право, какие же это ценности?
А может быть, нам вообще только кажется, что мы воспитываем своих детей, на самом же деле это только мираж и воспитывают их самостоятельно, без нашей помощи, природа и среда?
Наука, дай ответ! Не дает ответа…” (от редакции).
Александр Венгер в статье “Мы и наши дети” тоже задает сплошные вопросы и выводит: “Настоящие сложности возникают тогда, когда мы сами недостаточно ясно понимаем, „что такое хорошо и что такое плохо”, — другими словами, когда мы переживаем кризис. Похоже, что для многих российских семей сейчас настал именно такой период, поскольку само наше общество находится в кризисе”.
Теме исчезновения детства посвящен реферат по книге американского социолога Нейла Постмана, подготовленный Александром Яриным. Социальное понятие детства в оформленном виде, согласно этому исследованию, существует в сознании европейского человечества лишь последние четыре века и представляет собой искусственный продукт развития общества. Говоря о потенциальном средстве возрождения детства в Америке, Постман уповает на компьютерное программирование, требующее от подростка серьезных навыков и мастерства, оговариваясь, впрочем, что эта палочка-выручалочка может быть использована и не по назначению.
Об отношении к детям в русской традиционной культуре , главным образом в Средние века, пишет здесь Александр Панченко. Вспоминаются старинные “представления об особой, не подлежащей рациональной оценке власти родителей над детьми”, отразившиеся “в позднейших крестьянских поверьях о мистической силе родительского (и особенно — материнского) проклятия”.
Психологическую подоплеку шести воспитательных стратегий — от передачи ребенка профессионалам до сугубой опоры на бабушку — внимательно рассматривает Гражина Будинайте “глазами семейного психотерапевта”. Тот же раздел (“В родительских руках”) своеобычно дополняет сочинение писательницы Нины Горлановой “Педагогическое поражение и педагогическое продвижение” — “про нас с мужем и нашу приемную дочь”.
О воспитании детей в вере говорит Антоний, митрополит Сурожский: “<…> надо, конечно, ребенка учить. Но опять тут есть два момента, как мне кажется. Первый момент тот, что семья должна его учить все время. То есть не все время ему твердить Божественные истины, а учить его примером, учить тем языком, который употребляется. Я вам могу пример дать об этом <…>. Во время немецкой оккупации немцы вывозили из России детей, которых употребляли на работы. Один мой товарищ, такой Ваня, который потом стал в Америке епископом Сильвестром, был допущен к такой группе детей, потому что говорил по-немецки. Среди этих детей он встретил мальчика лет 10—11, который его поразил тем, что его мысли были как бы оформлены Евангелием и что он часто употреблял такие формы речи, которые не были цитатами из Евангелия, но настолько напоминали евангельскую мысль, что мой товарищ его отозвал в сторону и говорит: „Слушай, ты такой маленький — откуда ты так хорошо Евангелие знаешь?” Мальчик ответил: „Евангелие? А что это такое?” — никогда не слышал. Ваня ему говорит: „Евангелие — это такая книга, где говорится о жизни и учении Иисуса Христа”. — „А кто это такой? ” И, продолжая расспросы, Ваня обнаружил, что родители этого мальчика были верующие. Это было сталинское время, дать ему какое бы то ни было религиозное воспитание было слишком опасно; в школе его могли спросить, как других детей спрашивали: А ты знаешь, кто такой Бог? А ты знаешь то? знаешь сё? — и он выдал бы своих родителей. И родители взяли за правило никогда, во всяком случае при нем, не говорить ничего, что не было бы созвучно евангельской правде. И он Евангелие воспринял как норму жизни, не как „учение” каких-то людей о ком-то или о чем-то, а — „так люди думают”, „так мои родители чувствуют”. И когда владыка Сильвестр дал ему Евангелие, он начал читать: „Да, да, вот оно так и есть…” Вот это самое истинное воспитание, какое можно дать ребенку. А когда ребенок видит, что родители живут на своем уровне одним образом, а когда снисходят на его уровень, начинают жить по-иному, он сразу понимает, что все это ложь, подлог, что все религиозное воспитание — только способ над ним получить власть”. Напомню, что любые тексты владыки Антония — это расшифрованные магнитозаписи.