“Как жаловалась студентка Литинститута в какой-то ночной телепрограмме: „Ну я же не могу сказать на дискотеке, что я поэт?””.
См. также: Мария Степанова, “Продленный день. Речь при вручении Премии Андрея Белого” — “ GlobalRus.ru ”, 2005, 26 декабря <http://www.globalrus.ru>.
См. также: Александр Тимофеевский-старший, “Серебряное горлышко. Мария Степанова: чудовищная правдоподобность, интимность и глобальность” — “НГ Ex libris”, 2006, № 2, 19 января <http://exlibris.ng.ru>.
См. также: Лиля Панн, “Метафизиология Марии Степановой” — “Новый мир”, 2006, № 1.
Александр Суконик. Мой постскриптум. (Несколько слов на тему Высокого и Низкого). — “Топос”, 2006, 11 и 12 января <http://www.topos.ru>.
“Я знаю, что одинок, но так ли я безразличен, так ли я далек от людей, как это может показаться из того, что я пишу? Мне скучно жить в мире, в котором нет напряжения между высоким и низким, но, кажется, человечеству тоже скучно так жить: вот кончились фашизм и коммунизм, и кем-то была написана книга „Конец истории” — ан нет, оказалось, что совсем еще не конец истории, так что, вероятно, я не так уж одинок. У меня на письменном столе постоянно лежит том Достоевского, раскрытый на „Записках из подполья”, потому что „Записки из подполья” продолжают оставаться единственной книгой для наших времен. Человек любит созидать, но любит и разрушать. Человек стремится достичь благополучия рая, но человек боится достичь благополучия рая. Человек любит процесс достижения цели, но человек боится достигнуть цели, „которая, разумеется, должна быть не что иное, как дважды два четыре, то есть, формула, а ведь дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти”. Так что, господа, в этом смысле — да здравствует Талибан, да здравствует мусульманский Восток, который является на помощь Западу, чтобы тот окончательно не погрузился в дважды два четыре! (А что касается России с ее миражной раздвоенностью, как вот она висит между небом и землей со всеми своими корнями, ветками и березовыми листочками... да, что касается России...)”
Андрей Тарковский. Мартиролог. Публикация Марии Чугуновой. — “Новая газета”, 2006, № 2, 16 января.
Андрей Тарковский начал вести свой “Мартиролог” 30 апреля 1970 года, последняя запись сделана 15 декабря 1986 года, за две недели до кончины — 29 декабря. Первая публикация на русском. Первое издание его “Мартиролога” вышло в Германии в 1992 году, затем последовали публикации во Франции и Италии. Несколько цитат.
“23 февраля 1972 г. <…> Мне почему-то кажется, что экранизировать следует несостоявшуюся литературу, но в которой есть зерно, которое может развиться в фильм, который, в свою очередь, может стать выдающимся, если приложить к нему свои способности”.
“29 июля 1974 г. <…> Т. Г. Огородникова предложила мне написать 2 — 3 экранизации для телевидения. Хочу предложить ей „Обломова”, „Жизнь Клима Самгина” и „Очерки бурсы” Помяловского”.
“4 ноября 1981 г., среда, Москва <…> Если бы меня спросили, каких убеждений я придерживаюсь (если возможно “придерживаться” убеждений) во взгляде на жизнь, я бы сказал: во-первых — то, что мир непознаваем, и (следовательно) второе, что в нашем надуманном мире возможно все. Как мне кажется, первое обусловливает второе. Или второе — первое, как угодно”.
“25 мая 1983 г., Via di Monserrato . Очень плохой день. Тяжелые мысли. Страх… Пропал я… Мне и в России не жить, и здесь не жить…”
Евдокия Турова. Слезы лиственницы. Из цикла “Кержаки”. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 1.
“В Пермской губернии водку не пьют. В Пермской губернии пьют кумышку. Вот во Франции есть коньяк, а в Перми — кумышка. И точно так же, как есть плохой коньяк, бывает и дрянная кумышка. Более того, в деревнях (на свадьбе особенно) можно глотнуть (и одного раза хватит) кумышку с добавлением и табака, и мухоморов, и даже сушеного куриного помету. Это для экономии, чтоб гостям скорее в голову шибануло. Но если вы попробуете кумышку, очищенную на березовых углях, выдержанную в лиственничном бочонке, настоянную на травах и кедровых орехах, вы скажете: ну и пусть во Франции есть коньяк!
Господин оханский уездный пристав Пьер Дюро опрокинул стопку кумышки, совсем уже по-русски крякнул и заел впечатление соленым рыжиком”.