Составитель Андрей Василевский.
“Вопросы истории”, “Дружба народов”, “Зарубежные записки”, “Знамя”, “Информпространство”, “Иные берега”
Муса Ахмадов. Дикая груша у светлой реки. Перевод с чеченского Сулеймана Масаева. — “Дружба народов”, 2008, № 3 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
В первой же главке этой напряженной, болевой повести читаем: “Не думал он, что чеченец оскорбит чеченца, попытается опорочить, сможет поднять на него руку... Не думал, что чеченец будет стрелять в чеченца только из-за того, что тот выразит свое несогласие с ним. В детстве, когда читал о таких преступлениях у других, больших народов, он думал: „Как хорошо, что среди чеченцев такого нет и быть не может..." Случилось же не только это, но и много такого, из-за чего он пожалел, что родился в этом краю.
Но делать нечего: ни родину, ни народ не выбирают. Поэтому приходилось нести свое бремя, но при этом оставаться свободным в своем выборе, не становясь слепым орудием в чужих руках.
Усман тоже знал, что эта свобода выбора должна быть у каждого. Узнав, что тот набирает свою группу, Довт записался первым. Во-первых, они были родом из одного села, во-вторых, ему нравился характер Усмана”.
...Разумеется, Довта в финале повести настигла пуля.
Георгий Гратт. Скажи мне, мама, до... Повесть. — “Дружба народов”, 2008, № 2.
Сюжет изобретательного и, по-моему, очень искреннего сочинения не нов: засекреченные ветераны спецслужб убирают суперподготовленных коллег-свидетелей, могущих в новых социальных условиях оказаться, по их мнению, предателями старых устоев, засев за мемуары. Одного из главных героев (само собой, порядочного человека и патриота), разгадавшего замысел бывших руководителей, уничтожили с помощью уличных демонстрантов-экстремистов, психологически точно назначив ему встречу в “горячем” районе (сами, разумеется, на нее не пошли). Мне показалось, что именно в этом месте текст почему-то сорвался в несколько экзальтированную газетную публицистику “с перебором”, хотя картинка дана тут вроде бы глазами самого персонажа: “По Мясницкой тупым строем надвигалась толпа, флаги. Над головами колышутся транспаранты: „Очистим Москву от инородцев!", „Россия для русских!", „Русский, защити свой дом!". Тут же попы с иконами и лампадами умиленно трясут бородами. Размалеванные вроде бы девицы курят на ходу, целуясь в заглот с такого же неопределенного пола личностями. И какие-то бритые ублюдки в коже, на рукавах подобие свастики, в мутных глазах — мечта о бутылке и телке. Передний с мерзким флагом вскинул в приветствии руку. И черная сотня каркнула разом, брызнув ядовитой слюной на землю. Что это? Откуда?! И не стерпел — будто плюнули прямо в него — шагнул, преграждая дорогу переднему. Всей толпе преграждая. Вырвать из рук, разорвать поганую тряпку, растоптать... Но уже налетели, не устоять. Озверели. Повалили, коваными ботинками наотмашь. В живот, в голову. Но не сдаваться. Ты же воин, солдат! Ты должен!..” И — убили, передав в новостях, что во время прохождения “Марша патриотических сил” завязалась потасовка и один человек погиб.
Владимир Енишерлов. Ярмарка тщеславия, или Русские сезоны в Лондоне. — “Информпространство”, 2008, № 3 <http://www.informprostranstvo.ru>.
“<...> Я хорошо помню тот осенний лондонский аукцион Сотбис в 1992 году, на котором была выставлена эта главная работа Б. Григорьева (“Лики России”. — 77. К). Огромное 2 на 2,5 метра полотно, с которого на пресыщенных лондонцев смотрели загадочные и страшные, освященные какой-то им одним видимой духовностью скифские лица представителей послереволюционной России, притягивало и пугало. Г. П. Вишневская была на том аукционе, и я слышал, как она сказала, глядя на эту картину, князю Н. Д. Лобанову-Ростовскому, коллекционеру и знатоку живописи: „Я куплю ее. У меня как раз стена в квартире свободна. А это настоящая Россия". В каталоге коллекции Ростроповича — Вишневской среди репинских работ увидел я акварель, за которую даже боролся с Г. П. Вишневской на ноябрьском Сотбис в 1991 году. Это репинский портрет его жены Н. Б. Нордман. В правом верхнем углу акварели надпись: „Подарена мне Репиным в начале января 1915 г. Ив. Бунин". Вот из-за этого сочетания Репин — Бунин я и хотел приобрести этот лист для бунинского музея в Ельце. Как мне казалось, достаточную для покупки этой работы сумму выделила фирма Де Бирс, но кто-то в зале все повышал и повышал ставки, и работа эта в конце концов оказалась в коллекции музыкантов, а теперь все же вернулась в Россию, но не в Елец, а в Петербург...