Вадим Левенталь. Жесть в Венеции. — “Санкт-Петербургские ведомости”, 2009, № 17, 2 февраля <http://www.spbvedomosti.ru>.
“В аннотации к новому роману Андрея Тургенева [“Чтобы Бог тебя разорвал изнутри на куски”], речь в котором — про актуальное искусство (контемпорари-арт), написано натурально „литературная инсталляция”. Логика безупречная: был бы роман про бандита, был бы „литературный наезд”, про стоматолога — „литературное протезирование” и так далее. Шутки шутками, но ведь бирка „роман-инсталляция” может отпугнуть не слишком радикально настроенного читателя от великолепного авантюрного романа, вот что обидно”.
Олег Матвейчев. О троянской войне, проигранной греками и выигранной Гомером. — “ Liberty.Ru /Свободный мир”, 2009, 14 февраля <http://www.liberty.ru>.
“<...> греки проиграли троянскую войну, а величие Гомера, собственно, состоит в том, что он стал первым фальсификатором истории”.
“О победе впервые заявил Гомер в „Илиаде” и „Одиссее”. Затем эти произведения искусства стали классическими, и настолько классическими, что все греки знали их наизусть аж до „эпохи эллинизма” включительно. Если взять за время написание „Илиады” — 8 век до н. э., то получится, что 1000 лет все греки воспитывались только на Гомере. И уже за Гомером все остальные греки и весь мир повторяли, что греки победили троянцев. За 1000 лет это можно вбить в голову кому угодно”.
“Когда Азия в лице персов напала на Элладу, им противостояли молодые греки, знавшие Гомера назубок и верившие, что они, так же как их далекие предки, выиграют войну между Европой и Азией, как бы тяжело это ни было. Они шли в бой со стихами „Илиады” на устах и действительно победили. <...> Можно быть уверенным, что если бы Гомер не выиграл троянскую войну в стихах, греки не выиграли бы войну с персами в действительности. Насколько такие вещи, как песни, серьезны, свидетельствуют и участники нашей последней великой войны. В. Кожинов посвятил специальное исследование русским и советским военным песням, которые помогли победить фашистов, тому особому духу, который они создавали, и их великой силе. Великое ощущение, что Европа всегда побеждает Азию и исторически выше ее, навечно закрепилось у эллинов и позже было унаследовано уже Александром Македонским, Римской империей и христианской Европой вплоть до современности. Это явление получило название „европоцентризм”, и оно состоит именно в том, что европейская история является историей мира по преимуществу, тогда как история других стран и народов второстепенна и незначима собственно для свершающейся судьбы мировой истории. Легко видеть в этом некое заблуждение, некий европейский шовинизм и расизм, но реально именно после побед над персами грекам удалось создать цивилизацию, которая до сих пор на самом деле определяет развитие мировой истории, нравится кому-то это или нет”.
Татьяна Михайлова. Инъекция гламура: политика прозы Оксаны Робски. — “Неприкосновенный запас”, 2008, № 6 (62).
“Сочинения Робски дают ясное представление о том, как функционирует культура гламура, в которой счастье, тождественное статусу и успеху, отнюдь не является результатом каких бы то ни было достижений. Напротив, гламурное счастье является основанием всевозможных достижений — в случае Робски — литературного успеха”.
“Обаяние романов Робски (да и ее личности) основано на том, что она идет дальше банальностей, вроде „богатые тоже плачут”. Ее скорее интересуют поиски богатыми счастья. Наибольший интерес представляет вопрос: что же такое счастье для женщины, у которой уже есть дом за миллион долларов на Рублевке, свой собственный бизнес, роскошная машина и коллекция бриллиантов? Рискну предположить, что, во-первых, речь идет о счастье, невыразимом через материальные категории, то есть, иначе говоря, о некоем „истинном” счастье; и во-вторых, что это трансцендентальное представление артикулируется исключительно через концепцию гламура”.
“Если перестройка и последующее десятилетие предлагали реальные (хотя и весьма рискованные) возможности для социального роста как для мужчин, так и для женщин, независимо от их начального статуса, родства, состояния, то в 2000-е годы резкое снижение социальной мобильности и отчетливое затвердевание социальной структуры сопровождаются расцветом гламура как заместителя мечтаний о социальной и экономической подвижности, мечтаний, осуществление которых сегодня вновь, как когда-то в 1970 — 1980-е, представляется невозможным без помощи сверхъестественных сил, иначе говоря, магии — напомним, этимологического значения слова „гламур”. В этом видится и объяснение функции гламура как образа верховной символической власти, своего рода политеистического пантеона богов и полубогов постсоветской России: прикоснуться к их жизни могут все (и это прикосновение выдается за демократию), но войти в этот круг можно только чудом. Насколько сама Оксана Робски цинично или искренне выполняет этот социальный заказ, значения, право же, не имеет”.