Моя семья если бы и не стала чемпионом, то, во всяком случае, заняла бы почетное место по числу и изобретательности этих легенд. А если посмотреть на одну отдельно взятую — мою, например, — жизнь, то поверхность, огибающая все эти легенды в совокупности, превращается в несколько стандартных строк: родилась... отец — первый замнаркома леса, мать— домохозяйка… окончила школу с золотой медалью, поступила на механико-математический факультет Московского университета по собеседованию, окончила по кафедре теории вероятностей, была оставлена для работы на кафедре, на ней и сейчас, спустя более чем полвека, работаю. Все.
На самом деле в моей жизни неизменным оставалось только имя— меня всегда звали Наташей. Все остальное, начиная с отчества и, конечно, фамилии, прихотливо и часто неожиданно менялось, меняя и всю мою жизнь, и много раз она могла бы пойти по совсем иному пути — только «история не знает сослагательного наклонения»...
Я хочу все же хотя бы рассказать о некоторых — совсем не обо всех — возможных вариантах моей жизни. И о людях, которые в ней участвовали. Расскажу столь подробно, сколько это возможно в таком повествовании. Иных людей я только назову, а некоторых только обозначу — есть важные персонажи, о которых я и сейчас ничего не знаю. И не у кого спросить. В моем поколении не принято было расспрашивать и докапываться и правду отвечать было тоже не принято. Не мы одни, многие и многие из моих сверстников жили по легенде... Особенно те, кто родились в 1937-м и соседних годах. А я именно тогда и родилась.
Пять моих детств
Родилась 12 апреля 1937 года в городе Чите.
В этот день началась моя жизнь, мое первое детство. Да тут же и кончилась… Я об этой самой ранней моей, читинской, жизни совсем ничего не помню, знаю только, что ни я, ни кто другой из моей семьи никогда впоследствии в Чите не бывал [1] . И еще знаю, что почему-то и упоминать вслух эту самую незнакомую и далекую Читу в семье было не принято, даже запрещалось. В нашей семье вообще многое упоминать и, главное, спрашивать запрещалось, и мы как-то быстро к этому привыкли, я, во всяком случае, не возмущалась.
Скорее всего, до школы эта информация, о Чите, вообще была мне неизвестна, не было в ней и надобности. А школа была еще очень далеко, за войной...
А что за год 1937-й — я узнала и еще гораздо позже.
Первое мое ощущение себя — последние предвоенные годы [в Москве]. Мы жили в квартире 7. Это я должна была знать твердо, чтобы не потеряться. Жили «у бабушки». То есть теперь я понимаю, что сама комната в квартире 7 на втором этаже стандартного четырехэтажного дома, каких был целый выводок прямо напротив станции метро «Аэропорт», по другую сторону Ленинградского проспекта (тогда — шоссе), принадлежала моей бабушке Марии Павловне, а мы все к ней приехали (из этой самой Читы, надо полагать). Но тогда я просто считала бабушку главной в нашей семье, она ведь была учительницей! Кроме бабушки, в комнате метров в четырнадцать жили еще мы с братом Юрой пятью годами меня старше, наша мама и наша няня Марфуша. Ее я помню яснее всех — она всегда была с нами, а мы — с ней. И всегда ее называли няней, хотя что это было, степень родства или профессия, я не понимала, мне это и не требовалось. Няня была самым близким, самым незаменимым человеком, мы с братом свято верили, что она никуда от нас не денется и что мы с ней не пропадем. Довольно скоро она доказала это...