— А пораньше нельзя? — раздраженно спросил Сметанкин. Ему не терпелось показать прадедушку.
— Хорошо, — сказал я покорно, — в десять.
Надо будет поставить будильник.
— Извините, — сказал я Леониду Ильичу, — это по работе.
— Я вижу. — Он покосился на камень. — Я вам не помешал?
В руках у него был пластиковый пакет в полосочку, в такие паковали продукты в мини-маркете за углом.
— Нет, — сказал я, — нет, что вы. Мне показалось, крыса. Я и… Что делать, если крыса?
— Завести кошку. Тут много бесхозных кошек. На дачах после сезона всегда много кошек… Просто выйдите и скажите “кис-кис-кис”. Она будет стараться, они всегда стараются, приблудные.
— Я тут временно, — сказал я честно, — куда ее потом?
— Мы все на этой земле временно. Ну не хотите кошку, вызовите крысоловов. Дератизаторов.
— Чтобы у меня по всему дому валялась ядовитая приманка?
— Это специальный яд, — пояснил он, — только для крыс. Вроде бы у них нарушается свертываемость крови. Они умирают от внутреннего кровотечения.
Я представил крысу в своей норе, умирающую от внутреннего кровотечения.
— Может, просто показалось.
— Не буду вас отвлекать, — он стал рыться в пакете, — но поскольку я ваш должник… сначала я хотел купить гномика. Такого же. Но потом решил, что лучше пусть будут просто свечи. Тем более гномика все равно не было. Были медвежата.
— Не стоило беспокоиться, — сказал я.
— Что вы, какое беспокойство.
Свечи были витые, нарядные, каждая упакована в целлофан.
— Производство свечей, — сказал я, — похоже, процветает.
— Ностальгия, — он пожал плечами, — атавизм. Огонь сделал человека человеком. А электричество появилось всего полтора века назад. Что такое полтора века в сравнении с историей цивилизации? Знаете, что чаще всего попадается на раскопах?
— Мусорные кучи.
— И еще кострища. Собственно, мусорные кучи, кострища и могильники и составляют память человечества. И радость археолога.
— А вы чем занимаетесь, — спросил я, чтобы проявить интерес, — кострищами или мусорными кучами?
Получилось немножко неловко. Он мне нравился, а если человек мне нравится, я чувствую себя скованно. И от напряжения бываю бестактен.
— Кострищами, — сказал он, — в своем роде. Кострами веры. Пожарами духа. Еще один неотъемлемый спутник человечества, да?
— Храмы?
— Да. Храмы. Святилища. Здесь были странные верования, вы знаете? Они поклонялись Гекате. Страшной змееногой богине. Святилища, алтари. Изображения на ритонах. Жертвенники. Ей и ее сыну.
— Сыну? Я не помню, чтобы у нее были дети. В смысле, которым поклонялись.
— Один был. — Ему было интересно рассказывать о своей работе. А я о своей не мог никому рассказать. — Вы в жизни не угадаете, как его звали.
— Как? — спросил я равнодушно.
— Ахилл.
— Ахилл вроде сын Фетиды и Пелея, нет? Мирмидонянин.
— С вами приятно разговаривать, — сказал он, — теперь мало кто способен с первой попытки выговорить слово “мирмидонянин”. Не говоря уже о том, что мало кто это слово вообще знает.
— Как же не знать? Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына. Он бесился, потому что военной добычей его обделили при дележке. В частности бабой. Вообще неприятный тип. Но сын Пелея, там точно сказано.
— Это позднейшая трансформация образа. Очеловечивание. Вы ведь Хоммеля не читали, нет? Захарову?
— Нет, — честно сказал я.
— Ахилл на самом деле был сыном Гекаты и богом мертвых. Да еще с морскими функциями. Ему поклонялись приморские поселения. А если учесть, что тогда почти все поселения были приморские… Старались задобрить, приносили в жертву девственниц. Особенно царской крови. Царской — это высший шик. Помните Андромеду, нубийскую принцессу? И кому ее отдали? Страшное божество, скорее всего вообще не антропоморфное.
— Чудовище?
— Да. Чудовище, выходящее из моря.
— Почти Ктулху, — сказал я.
— Кто?
— Ктулху, ну, Древний…
— А! Интернет-фольклор? Нет, этот настоящий. То есть настоящий древний. Здесь неподалеку располагался вход в Аид, ну это вы знаете. Одиссей плавал сюда, специально чтобы спуститься в Аид. А ключ от входа был у Гекаты. Она его выпускала, своего сына, а потом, когда нагуляется, звала обратно.