Они вымели труху мышиных гнёзд, горсти чёрных мышиных семян, просыпавшихся из нутра стены. Выбросили трупики. Миша замыл кровавую слизь. Обнажившиеся сизые брёвна хорошенько протёрли.
— Жучок-древоточец, — поставила диагноз Катя, увидев брёвна, изъеденные множеством дырочек. — Очень трудно вывести.
— Может весь дом сожрать? — задумчиво поинтересовался Миша.
— Может. Не волнуйся, он, скорее всего, сдох давно! — приободрила Катя.
— А если не сдох?
— Как бы это узнать…
— Надо сосчитать дырочки. Если появится новая, значит, жив, — предложил Миша.
Ночью шёл дождь. Струи то усиливались, то ослабевали. Мише не спалось. Кутаясь в старое одеяло, поднялся на чердак. За мерным гудением дождя о крышу было отчётливо слышно падение капель на пол. Крыша текла. Миша принёс тарелки, миски, поставил под течи. Холодная капля упала на лоб. Кап. Почему-то он задержался, не отошёл. Новая капля. Ещё одна. Забежала за шиворот, юркнула по спине.
Вспомнилась пытка, когда на голову методически капает вода. А всё-таки пытал ли кого-нибудь его дед? Расстреливал?
Миша стоял под каплями. Шлепки капель о голову заслонили все звуки. Кап — и ручеёк. Ручейки резво сбегали по вискам, затылку, за ушами на плечи. По спине и груди. Капли отсчитывали жизни. Раз, два, три. Жизни расстрелянных, жизни отправленных в лагеря, в детдома, жизни сочинителей доносов, жизни дознавателей, конвоиров и палачей, жизни письменно отрёкшихся от близких.
Он продрог и спустился вниз. Пересекая залу, посмотрел на фотографию. Молодой капитан С. В. Свет изучал его пристальным взглядом. Какой бы метод применить к этому хлюпику: задушевную беседу, мягкий нажим или сапогами по рёбрам?
Утром, когда Катя ещё спала, Миша, бодрый и полный решимости, полез осматривать крышу. Ему не нравилось, что вода капает на пол, протекает на первый этаж, портит пол и потолок, стены, мебель. Он решил начать ремонт дома сам, сделать что-нибудь маленькое, но важное. Прочитал, что крышу можно замазать битумной мастикой, сгонял за пять километров в хозяйственный, подтащил к стене старую лестницу, приставил так, чтобы залезть сначала на крышу веранды, а с неё уже, по доске с набитыми перекладинами, вскарабкаться на основной скат, туда, где предположительно треснул шифер.
Держа банку с мастикой в руке, он уверенно взобрался по лестнице, схватился уже за край крыши веранды, и тут лестница пошатнулась.
И встала на место.
Пустячная высота, но сердце дрогнуло.
Забравшись на крышу веранды, осмотрелся. Голые сады сплетались и топорщились, редкие голубые и розовые, все больше черные из некрашеного бревна, дома накрылись шиферными и железными крышами.
Попробовал прочность лесенки-доски, закреплённой на скате. Плашки-перекладины подгнили. Если ступать аккуратно, избегая резких движений, то выдержат. Или не выдержат.
Стал карабкаться. Первая, вторая. Надо было мастику в сумку положить, а сумку на плечо. Чтобы обе руки были свободны. Штаниной зацепился за торчащий из шиферной волны гвоздь. Хотел переставить ногу, гвоздь рванул назад. Чуть не сдёрнул с крыши.
Осторожно высвободил ногу. Выше. Печная труба. Осыпающийся кирпич, согнутый железный лист с декоративными зубчиками по краям закрывает трубу от дождя. А вот и трещина в шифере. Ощупал прореху. Осторожно достал из кармана кисть, сунул в чёрную гущу мастики. Хорошо, банку додумался ещё внизу открыть.
Добравшись до конька, уселся верхом. Заброшенные поля, зарастающие берёзками. Сиреневый лес с жёлтыми всполохами и зелёными ершами ёлок. Вдалеке массивный, поросший сухотравьем и кустарником купол церкви, упрямо прущей из-под земли огромным грибом.
Говорят, грибы в лесу растут не каждый сам по себе, а являются кончиками огромного разветвлённого организма, распространяющегося под землёй. Разве всё остальное устроено не так же: лес, поле, плесень, деревня, город, люди? Всё это не самостоятельные явления, а лишь следствия чего-то. Следствия вещества, которое заполняет мир. Можно срубить лес, но однажды он вырастет снова. Можно разрушить города — они заново отстроятся, убить людей — они появятся опять. Потому что до первопричины нельзя добраться. Первопричина содержится в каждом облачке воздуха, в каждой крупице тверди, в каждом языке пламени, в каждой капле воды, в каждом глотке пустоты.