Наша работа подавалась медленно, ето как капля в море — сколь ни пилишь, кажется, всё на месте. Становилось скучно, и семья на уме.
Одиножды приезжает дядя Сидор Фёдорович Иванов к Панфилу, с нём сын Иван Сидорович, зять Кирил Иванович Ревтов и Иванов рабочий Евгений Иванович Кузьмин; познакомились. Слыхали от родителей про Фёдора Иванова, а ето их сын Сидор. Он спросил, хто мы, мы рассказали. Он:
— О, старыя приятели, с вашей мамой мы вместе росли, и с тятяй знакомы. Ну как хорошо, что Бог привёл стретиться с детками.
Он мне очень понравился: мягкий, вежливый, ласковый, худого слова не услышишь. Оне привезли своёго топографа-бразильянина и попросили нас, чтобы мы помогли топографу пробить границу ихней земли. И мы вчетверым: мы с братом, Евгений Иванович Кузьмин и топограф — за месяц пробили просеку пограничну. Когда пробили просеку, Панфил собчил Ивану Сидоровичу, он приезжает за рабочими, приглашает нас на рыбалку, лучить на лодке с рефлектором ночью. Ой, заманчива рыбалка! Приезжаем на реку, вечером на берегу поужинали, по несколькя рюмок кашасы [74] выпили и отправились лучить острогами.
С Евгением Ивановичем за месяц сдружились, и он знал мою историю семейну и видел, что я всегда угрюм. Тайно попросил у Ивана Сидоровича бутылку кашасы, сяли на лодку, меня посадили за руль и дали мне рефлектор. Впереде Иван Сидорович с Панфилом, позади брат Григорий, возле меня Евгений Иванович. Рыбу лучили на мелким месте на песках, её ятно [75] видно, выбирай, каку надо и какой сорт хошь. Правды, шибко крупных не было, но до пяти килограмм попадались. Незаметно часы шли, все в удовольствии, а Евгений незаметно налиёт кашасы да угошает меня. Я, бывало, возразишь, а он пальцем знак: молчи. Сам себе поменьше, а мне побольше. Ето всё шло хорошо, но меня стало одолевать, и я стал ошибаться: где недосветишь, где пересветишь; впереде стали кричать. Евгений взял у меня рефлектор и стал светить. Потом я стал ошибаться и за рулём: мне скажут вправо — я влево, а скажут влево — я вправо.
— Что такоя, что с тобой?
Когда разобрались — я пьяным-пьянёхонькяй, на меня брат налетел драться, Панфил разматерился, Евгений говорит:
— Ей, друзья, он не виноват, виноват я, я его напоил, я вижу его проблемы, и мне его жалко.
Иван Сидорович узнал и расхохотался:
— Ну, ребята, что вы, судьбы всякия бывают, и надо к ним применяться.
Доехали до табора, меня увели в машину, и я больше ничего не помню. Утром все смеются, Иван Сидорович:
— Что, Данила, налить кашасы?
И все га-га-га, а тут даже духу не надо.
На второй день мы их проводили. Евгений — ето сын того солдата, который служил у японсов в тиокай и ходил с бородой. А Евгения Ивановича прозвище было Дед Мороз, потому что у него борода густа, руса, пошти бела; прозвали его харбинсы.
Остались мы одне с братом продолжать пилить лес. Вскоре приехал хозяин Анисим Кузьмин. Мы уже прожили четыре месяца, за ето время всё передумал и решил забирать семью и уезжать из Уругвая. А Марфа не поедет, то пусть даёт разводну и детей; второму дитю должно быть три месяца.
sub 18 /sub
Григорий уехал в Аргентину, я вернулся домой. Марфа встретила со слезами. У нас родился сын 20 июля 1981 года, назвали его Ильёй, ему был уже три месяца. Узнали о моём приезде тесть с тёщай, тесть надулся, а тёща забесилась и давай Марфе внушать, чтобы Марфа выгнала меня, что таскун, бродяга, и т. д. и т. д. Марфа не слушала, я Марфе заявил:
— Ежлив жить вместе, то со дня [76] надо уезжать отсуда, потому что тёща не даст нам жить спокойно.