И он с семьей уехал в США,
Нефтеразведкой промышлял у «ЭССО»,
Сто двадцать тысяч был его оклад,
Но раздавал его он всем подряд,
К богатству не имея интереса.
Но вот и здесь возник судейский спор
Из-за патента, и какой позор —
опять он был низвергнут и уволен.
И как-то раз жена ушла в кино,
И он скрутил тугое полотно…
Врачи постановили: был он болен.
Я помню, как на даче Раи Берг
Однажды, после дождика в четверг,
Мы с Бродским мыли грязную посуду,
Вдруг дымом все вокруг заволокло,
И Бродский крикнул: «Боже! Западло,
Там Яшка нас поджег, ну, сукой буду!»
И это было точно так. Ведь он
Жег нитролак, исканьями пленен,
И добивался пущего эффекта,
Разбрасывал он краски, как артист,
Или абстрактный экспрессионист,
А впрочем, как никто, а может, некто.
И вот теперь, когда прошли года,
Как поздно мне подумать: никогда
Такой дымок меня уж не объемлет.
До встречи, Яков! Я тебя любил,
И в той земле, где ты прохожим был,
Иная память нам до срока внемлет.
2012
На чердаке
На чердаке, на Офицерской, на
Крыше, где балтийская страна
Видна до Швеции, а может быть, и дальше,
Мы собирались восемь человек
И пили водку, ели чебурек,
Там век свой доживали генеральши.
Их, верно, беспокоил этот гам,
Когда шумели мы по вечерам,
И кто-то пел «Лили Марлен» и даже
Подхватывали хором под хмельком,
Тут в нашу дверь стучали кулаком,
И мы стихали, испугавшись лажи.
На крышу выходили. Ленинград
Раскидывался вроде тех шарад,
Что по слогам сбегались из кварталов,
Еще мы не умели разгадать,
Как время нас сумеет разыграть
На склонах непролазных перевалов.
А после расходились кто куда,
Я шел к себе до Площади Труда,
«Когда качаются фонарики ночные»,
Припоминал, что слышал в этот раз,
Мы были все единый перефраз
Того, что не сказали остальные.
А через день опять сходились мы,
Стихи читали после кутерьмы,
И вдаль глядели с этой крыши плоской,
И нам опять стучали кулаком,
Еще мы были вместе, целиком,
Агеев, я, и Кушнер, и Горбовский.
Сэнди Конрад
Десять и девять, бегун стометровый
и лейтенант белгородской милиции,
Саша Кондратов — живой и здоровый,
как мне твои перечислить отличия.
Выученик формалистов и Проппа,
мистик числа и наследник Введенского,
что ты подскажешь мне нынче из гроба,
гений, разведчик разброда вселенского?
Ты, почитавший и острова Пасхи
идолов, йогов конфигурации,
красивший крыши дворцов без опаски,
в сумке носивший свои декларации,
cдавший в запасник бурятского Будду,
Конрадом Сэнди себя называвший,
все пропущу, а тебя не забуду,
ты, пентаграммой себя повязавший.
Книжки строчивший для «Гидроиздата»,
трубки куритель, любитель пельменей,
нету таинственнее адресата —
азбука Морзе и ток переменный.
Ты, не закончивший дела-романа,
«Здравствуй, мой ад!» и дошедший до края,
живший в лазури на дне котлована,
смыслом погибели буйно играя.
Место нашедший в Казанском соборе,