Юрий Нерсесов. Задолго до Власова. — “Спецназ России”, 2005, № 2.
“Повинуясь предписанию главы Могилевской епархии Варлаама, местные батюшки принесли присягу на верность Наполеону, а потом исправно молились за его здравие. <…> Нашлись сочувствующие Наполеону и в самой Москве с окрестностями. Группа мужичков во главе с Филиппом Никитиным и Григорием Сафоновым отправила императору восторженное письмо, приветствуя его как освободителя от помещиков. <…> Еще радостнее захватчиков встретили столичные и подмосковные купцы-старообрядцы. До нашего времени дошли имена Иллариона Смирнова, Федора Гучкова (прадеда известного октябриста и масона) и Петра Наседкина. Последний даже возглавил созданный оккупационной администрацией муниципальный совет, ставший на короткое время подлинным оплотом российской „демократии” в ее нынешнем значении. Под председательством Наседкина в особняке графа Румянцева на Маросейке собралось немало столь же видных купцов, а также чиновники, преподаватели московских учебных заведений и даже пара лакеев”.
Дмитрий Ольшанский. Как победить компост. Какое СМИ нам нужно: основные параметры. — “Русский Журнал”, 2005, 9 марта <http://www.russ.ru/culture>.
“Русскому двадцать первому веку не нужен безликий „корреспондент”, призванный создать иллюзию, что „у нас все почти как в Америке”, но не нужен ему и добропорядочный литератор советской закалки, не умеющий написать текст менее 25 страниц. Если выражаться более четко, то нашей прессе нужен Розанов, только и исключительно Розанов. Всех прочих читать уже как-то „неинтересно”. Не будем забывать, что журналы и газеты прежних времен действительно несли изрядную информационную нагрузку, они и вправду сообщали новости. Теперь же функция публичного оповещения полностью занята телевидением — и, на правах оппонирования ему, наибыстрейшими интернет-ресурсами. Печатное же СМИ в этих условиях может быть интересно только как источник содержательного, эстетически состоятельного, но при этом непременно хлесткого и во многом аскетичного (время!) частного мнения ”.
Марина Палей. Клеменс. Роман. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 2, 3.
“Господин издатель, настоящим посылаю Вам манускрипт одного петербуржца, исчезнувшего несколько лет назад при невыясненных обстоятельствах…”
Лев Пирогов, Ян Шенкман. Поэзия быстрого реагирования. Литературу в массы: на стены домов, в сеть, SMS и прочие достижения прогресса. — “НГ Ex libris”, 2005, № 10, 24 марта.
“Если так пойдет дальше, литература отделится от непосредственно эстетической сферы и станет направленно обслуживать наши потребности, как, например, реклама, которая, кстати, начиналась с плакатов Тулуз-Лотрека и стихов Маяковского. Поэзия быстрого реагирования возможна в любых актуальных информационных средах, основанных на явлении обратной связи. То есть интерактивности. Такое стихотворение, как правило, бывает жестко привязано к контексту, будь то сиюминутный информационный повод (в этом плане баллады Емелина мало отличаются от „правдорубства” Иртеньева) или некая поэтическая традиция, принятая в месте создания и одновременного опубликования текста. При попытке перевести такое стихотворение „на бумагу” автор сталкивается с проблемой адаптации своего текста к „вечности”. Приходится воссоздавать контекст. Так поступил, например, поэт Нескажу (псевдоним, что характерно, родился в момент заполнения стандартной интернет-формы „введите имя”). В его поэтическом сборнике „Гостевая книга” воссоздается стилевая атмосфера гостевой книги сетевого журнала „ОбсЕрвер”, которая в свое время поразила воображение рядового интернет-пользователя и подвигла его к творчеству. Это сделано за счет прозаических (не менее уморительных и талантливых, чем сами стихи) комментариев к стихотворениям. В книге Мирослава Немирова „Стихотворения о разнообразных красотках, расположенных, естественно, по алфавиту” эти комментарии не только составляют половину всего объема текста, но и художественно равноценны комментируемым стихотворениям. Представить себе книгу без них невозможно”.
Алексей Плуцер - Сарно. Монархия означающего. — “Критическая масса”, 2004, № 4.
“В России „государь” нужен реальному субъекту (народу) прежде всего для того, чтобы воображать себе его („государя”), чтобы через него обретать свои Желания, чтобы воображаемый „государь” говорил от лица реального субъекта (народа) и чтобы он признал свой народ, внеся тем самым, так сказать, успокоение в смятенную душу субъекта. Приоритет Воображаемого здесь очевиден, Реальное отходит на второй план. В России „народ” нужен государю (как реальному субъекту) тоже, чтобы этот реальный государь мог воображать себе этот самый „народ”, чтобы мог обретать свои Желания через это Воображаемое и чтобы воображаемый „народ” признал своего государя. То есть русский государь тоже имеет дело с Воображаемым, а не с Реальным. <…> Отношение к государю в России всегда разворачивалось в плоскости „Я люблю государя” и „Я не люблю государя”. Тот, кого не любят, тем самым полностью удаляется из сложной системы символических связей. Это акт символической смерти индивидуума, отрицание самого факта его существования”.