Все зависит от порядка слов. Беседу вела Ирина Логвинова. – “Литературная Россия”, 2010, № 11, 19 марта.
Говорит Сергей Гандлевский: “Я всю жизнь по своей неосведомленности не попадал в ногу с модой (когда модной по-настоящему была, скажем, стадионная поэзия). Я был довольно невежественным мальчиком, и я утолял свою страсть к стихам – Пушкиным. В общем, так на всю жизнь и повелось. Я действительно всегда немножечко не в курсе дела”.
“Хороший серфер – это человек, который просто хорошо чувствует стихию воды. И она за него делает все сама, ведь волна куда сильней человека. И хороший поэт – это тот, кто хорошо чувствует стихию языка. А язык умнее любого из нас, потому что это склад смыслов, которому очень много тысяч лет”.
“<…> в молодости крайне важно бежать стайкой. Дружить, завидовать друг другу, ревновать друг друга и перенимать друг у друга какие-то навыки, чтоб потом уже предаться – кто после тридцати, кто после сорока – этому благодатному одиночеству, иногда с признательностью вспоминая былые годы”.
Алексей Герман. “Обрушиваются надежды на несколько поколений”. Беседу вела Елена Некрасова. – “Фонтанка.ру”, 2010, 6 марта <http://www.fontanka.ru>.
“Я считаю, что от всех нововведений, которые я видел в кино за 45 лет, ничего хорошего не произошло. Ну, разумеется, кроме свободы, но она была коротка”.
“Что ж, нам не впервой. Вот только обрушиваются надежды на несколько поколений молодых, непоротых режиссеров, современных людей с нормальными человеческими помыслами, свободно занимающихся свободным искусством”.
“<…> ничего хорошего я от реформ в искусстве не видел. Я видел уничтожение, я видел людей, трясущихся от страха, я видел людей, кающихся в том, чего они не совершали. Я видел необыкновенное человеческое мужество. Я видел великих поэтов, не зная, что это великие поэты. Я видел Ахматову, Бродского. Я довольно хорошо знал Заболоцкого, не понимая, с кем я общаюсь. Я даже Пастернака видел, не понимая, кто передо мной. А ведь недавно мы видели Тарковского, Феллини, Куросаву. И некоторые даже похлопывали их по плечу”.
Федор Гиренок. Наука без надежды. – “Завтра”, 2010, № 10, 10 марта <http://zavtra.ru>.
“Науку изобрели аутисты и шизофреники – такие, как Архимед. Наука стала их виртуальной крепостью, иллюзорным убежищем, в котором они спасались и до сих пор спасаются от своего вечного врага, от социума”.
“Аутисты и шизофреники, ускользая от объятий социума, создали великий симулякр. И этот симулякр они назвали истиной. Люди не от мира сего всегда будут опасны для общества, ибо общество построено на лжи. Наука – это не способ деятельности человека, не социальный институт. Это воображаемый экскурс в то, что может оказаться истиной, путешествие туда, где грезы становятся объектами, а заблуждения – практически оправданными истинами”.
“Современная наука, как, впрочем, и современное искусство, возникает в тот момент, когда аутистов и шизофреников силы реального выдавили из их убежища, когда в науку пришли нормальные люди, так называемые реалисты”.
“Современная наука сама стала неотъемлемым элементом социальной реальности, утратив напряжение разрыва между воображаемым миром и реальным. Хочу заметить, что без этого напряжения не может существовать сознание не только ученых, но и у любого человека вообще. Современная наука – это наука, в которой на место сознания встал язык”.
Екатерина Дёготь. Одинокая гармонь. – “Ведомости. Пятница”, 2010, № 11, 26 марта <http://friday.vedomosti.ru>.
“Но как-то неприятно осознавать, что твоя интеллектуальная позиция вдруг совпадает с государственно-политической”.
Дометий Завольский. Правозащитник Сталин и дизельпанк. – “АПН”, 2010, 5 марта <http://www.apn.ru>.
Среди прочего: “Лет десять назад в рекламе или в развлекательных телешоу, служащих для нее упаковкой, иногда использовались культурные или исторические отсылки, даже довольно сложные. Ныне в сходных материалах предельная интеллектуальная нагрузка состоит в обыгрывании образов даже не кино-, а телеперсонажей, считающихся общеузнаваемыми, либо в эксплуатации масскультовых псевдостилей, (1)раскрученных(2), прежде всего, той же рекламой: лжедальневосточного (кимоно, катаны, утробно-визгливые звуки), лжероманского (фламенко, мускулистые брюнеты, крикливые красотки) и т. д. Если воспользоваться строчкой Саши Черного, в ход уже идут (1)пародии на пародии(2) (рифма – (1)чревоугодие(2)). В рафинированном виде претворяется в жизнь принцип общества потребления, подмеченный Жаном Бодрийяром: идея потребления (в том числе – потребления коммерческого телепродукта) потребляется как самодостаточный продукт. И здесь уже (в отличие от опытов пелевинского героя) положение стремится к абсурду: образы, которые должны привлекать внимание к продукту за счет своей узнаваемости, на деле обретают ее, ибо мелькают на экране. (1)Россия, которую мы потеряли(2), в этом медиапасьянсе сводится все больше к неуместному использованию (1)I(2) с точкой да твердых знаков, да к неостроумным образам каких-то купчин и (1)енералов(2), глупость которых должна потрафить нынешним (1)людям в бумажных воротничках(2) (как окрестил невзыскательных (1)менеджеров(2) тот же Саша Черный)”.