Заграда между посюсторонним и потусторонним (во всей его амплитуде — не просто „экуменической”, но аж до Блаватской и до Тибета) у Шварц была взаимопроницаема, и потустороннее ее, так скажем, нередко навещало. Сама ее поэзия порой была этим потусторонним; она видела самого Антихриста („Элегии на стороны света”). И это — типично питерское. У Седаковой аналогичное вылилось в... филологию москвички, оно у нее трезвее. Елене, правда, Андрей Белый был брат родной, а он москвич. Но это исключение, подтверждающее правило. Да и петербургская мистика, несмотря на все арбатство, бежала у Белого по жилам. Уже в 13 (!) лет Лена „все время говорила об Андрее Белом”. <…>
Шварц — единственный поэт, которого адепты называют гениальным . (Ну, еще Бродского.) Я этого не люблю: тут есть какое-то педалирование назло оппонентам и недоброжелателям, есть какой-то примитивизм. Я (для начала) назвал в некрологе ее поэзию сказочной — и проще, и точнее».
Некролог Елене Шварц Кублановский напечатал в «Вестнике РХД» (II — 2010, № 197)
Грачик Мирзоян. Перечитывая Григора Нарекаци. Беседу вела Т. Геворкян. — «Вопросы литературы», 2011, март-апрель .
«— А вот, например, в статье Л. Мкртчана „Мятежный гений” указана не ориентировочная, а точная дата — 951 год (год рождения Г. Нарекаци. — П. К. ). Но теперь, надо понимать, и она оказывается неверной?
— Увы, это так, хотя именно она вошла в „Армянскую советскую энциклопедию”. Единственный, кто правильно назвал дату рождения Нарекаци до расшифровки тайнописи, был наш великий поэт и выдающийся филолог Паруйр Севак. Откуда он ее знал, осталось его тайной».
Элеонора Пастон. Чародей Похитонов. — «Наше наследие», 2011, № 97 <http://www.nasledie-rus.ru>.
О гениальном художнике-передвижнике, и сегодня остающемся загадкой для искусствоведов.
«Картина „Вид на Буживаль” — уникальный образец, позволяющий разгадать тайну техники живописи Похитонова, о которой писал В. Н. Бакшеев: „У большинства художников видно, как написано, можно разгадать технику, а у Похитонова не поймешь: намазано, счищено и сверху опять писано. А все живет, дышит. Это действительно какой-то чародей”. О том же говорил И. Е. Репин: „…как он пишет — никак не поймешь: счищено, потом опять написано сверху. Чародей!”
Исследования картины „Вид на Буживаль” позволили „разложить” по полочкам всю сложную поэтапную систему построения красочного слоя в картине, разную для различных ее частей. Так, красочный слой переднего плана счищен до нижележащего, затем по вновь написанному красочному слою, по-сырому, нанесено инструментом типа гребенки изображение изгороди, а для изображения травы переднего плана применены инструменты с острыми наконечниками, которыми по сырой краске процарапаны травинки. Иной характер построения красочного слоя проявляется на заднем плане картины. Изображение акведука и неба писалось в несколько приемов. В нижней основе красочного слоя использованы более темные, серо-голубые тона, в верхних — более светлые, нежно-бирюзовые оттенки. Вся эта сложная маэстрия позволила художнику добиться тончайших оттенков, передать многообразие форм отдельных деталей и одновременно воссоздать ощущение глубокого пространства, дать обобщенный пейзажный образ.
С Буживалем, живописным пригородом Парижа на реке Сене, связаны значимые для Похитонова страницы его жизни во Франции. В конце 1870-х — начале 1880-х годов он часто приезжал сюда, посещая И. С. Тургенева в его усадьбе „Ясени” и бывая на вечерах в доме Полины Виардо, где встречался с видными представителями французской творческой интеллигенции».
Александр Репников. Лев Александрович Тихомиров. — «Вопросы истории», 2011, № 4.
Главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории пишет здесь (в рубрике «Исторические портреты») об одной из самых «рискованных» общественно-политических фигур конца XIX — начала XX века — видном идеологе «Народной воли», перешедшем в стан монархистов и возглавившем их ведущий орган — газету «Московские ведомости». После «измены» ему не доверяли оба стана, он очень страдал, писал свою бесконечную «Монархическую государственность», тщился помогать П. А. Столыпину (тот, прислушиваясь и помогая «революционеру-изменнику», тоже, как оказалось, не слишком-то верил в его новые идеи), застал торжество большевистского хама и скончался в Сергиевом Посаде в 1923 году. Сохранились его интереснейшие дневники (большая часть которых, как я понимаю, не опубликована).