Выбрать главу

Дмитрий Воденников. Holiday. Книга стихов. СПб., “ИНАПРЕСС”, 1999, 62 стр.

Ну не нравится Стелле Моротской (“Знамя”, 2000, № 4) эта книга, ее рыжий цвет и карманный формат, которые никоим образом не ассоциируются у нее с автором незабвенного изысканного “Репейника”: “Для меня остаются непонятными (а значит, неприятными) смысл и назначение затейливой ориентальной фигурки с зонтиком и опахалом, которая настойчиво создает „дизайн”. Но более всего мне не нравится редакторский текст, многозначительно размещенный на четвертой странице обложки и призванный, по-видимому, представить творчество поэта Воденникова гипотетическому читателю. Этот текст не просто безграмотен, бессмыслен и претенциозен — он написан человеком, который не любит Дмитрия Воденникова и не понимает его стихов”. А Моротская — любит и понимает, знает их наизусть, засыпает с ними и просыпается и считает, что феномен стихов Воденникова — не филологический, а психологический, и эту психологическую сторону она разбирает подробно и убедительно, чего я делать вовсе не буду. В последнее время замечаю, что постепенно утрачиваю словарь, которым мог бы адекватно говорить о стихах, которые мне нравятся (о прочих — нет проблем). Я могу/умею их только цитировать...

Мне 30 лет,

а все во мне болит

(одно животное мне эти жилы тянет:

то возится во мне,

то просто спит,

а то возьмет — и так меня ударит,

что даже кровь из десен побежит)...

...Или голосовать за них. Воденников — один из лауреатов сетевого литературного конкурса “Улов”, членом жюри которого был и я.

Михаил Гаспаров. Записи и выписки. М., “Новое литературное обозрение”, 2000, 416 стр.

“Записки и выписки” крупнейшего отечественного филолога, литературоведа, переводчика Михаила Леоновича Гаспарова печатались в журнале “Новое литературное обозрение” (с № 16, с перерывами) и были в конце концов удостоены премии Андрея Белого за изысканный жанровый опыт, претворяющий филологические маргиналии и технику фрагментарного письма в уникальный экзистенциальный текст. Текст же этот — объясняю для нечитавших — таков. “Анекдот. Я сказал сыну: я — тот козел, которого в анекдоте вводят в тесную комнату, чтобы потом выгнать, и людям стало бы легче. Сын, хоть и привыкший ко всему, сказал: „Никогда не мог подумать об этом с точки зрения козла!”...”; “Бог. В. В. Розанов одним и тем же инициалом обозначал Бога и Боборыкина”; “Вийон. А вдруг Вийонова прекрасная кабатчица, плачущая о молодости, вовсе никогда и не была прекрасной и это плач о том, чего не было? Так Мандельштам, по Жолковскому, пьет за военные астры, зная, что вина у него нет”; “Евграф. Бухарин при Мандельштаме и Пастернаке — это какой-то благодетельный брат Евграф русской литературы, стилистически отличный от доброго барина Луначарского”... И так много, много в алфавитном порядке (плюс еще статьи, эссе, ответы на анкеты). И по выходе в свет — обвал откликов. Александр Архангельский — среди всех комплиментов — уже обратил внимание на то, что в этой печальной книге выдающегося ученого, написанной в очень странное время, изысканные сведения, о которых никто из нас, невежд, не слышал, соседствуют с явными ляпами. “В конце концов всякий пишущий обрастает этими короткими почеркушками, — размышляет Александр Гаврилов, — у много пишущего и работящего человека их много. Если работать столько, сколько Гаспаров (а это, в свою очередь, предмет университетских сказаний), почеркушек становится очень много. В какой-то момент они, конечно, занимают все свободное пространство — а что остается, то и есть объемный образ их автора...” Но — “не будем отождествлять одинокого и обреченного, несколько гротескного “автора”, личность которого складывается исключительно из чужих текстов, с выдающимся историком литературы, стиховедом и переводчиком”, — предупреждает Андрей Немзер, определяя жанр книги как (анти)постмодернистский (анти)роман и сожалея, что, не будь у нее столь удачного заголовка, он предложил бы именовать ее как последний роман Маканина — “Андеграунд, или Герой нашего времени”...