Выбрать главу

Александр Дугин. Солнечная дисциплина нации. — “Литературная газета”, 2003, № 13, 2 — 8 апреля.

“Православие обязывает, мобилизует. Мы входим в ангельскую рать против сил ада. Буквально так”.

Елена Душечкина. Дед Мороз и Снегурочка. — “Отечественные записки”, 2003, № 1.

“В 1840 году были опубликованы „Детские сказки дедушки Иринея” В. Ф. Одоевского, в одной из которых („Мороз Иванович”) впервые дана литературная обработка фольклорного и обрядового Мороза...” Фрагменты книги Е. В. Душечкиной “Русская елка” (СПб., 2002).

“Живу — вижу”. Беседовал Сергей Хачатуров. — “Время новостей”, 2003, № 45, 14 марта <http://www.vremya.ru>

Говорит художник Эрик Булатов: “Я убежден, что в пейзажной живописи русское искусство XIX века выразило себя ярко и полно. <...> Да, русская литература действительно задавила живопись. Однако пейзаж — такой жанр, которому легче выбраться из-под литературы: более непосредственный, располагающий к прямому лирическому высказыванию. Когда смотришь пейзаж европейского мастера, сперва отдаешь должное колориту, затем оцениваешь качество живописи и, наконец, мысленно благодаришь тот реальный уголок природы, который послужил поводом для создания картины. Русский пейзаж воспринимается прямо в обратном порядке”.

Александр Жолковский (Лос-Анджелес). Антонов огонь. — “Новая русская книга”, 2002, № 2 (13) <http://magazines.russ.ru/nrk>

“Фактографическая густота письма [Александра Чудакова] призвана свидетельствовать о мемуарной подлинности текста [„Ложилась мгла на старые ступени”], но доведена до какой-то невозможной суперкондиции автором — теоретиком „вещного” подхода к миру писателя (в частности, „Миру Чехова”). Читать эту „Степь” длиной в 500 страниц трудно, но по знакомству и из профессиональной ревности не отступаешься”.

См. также разные виньетки Александра Жолковского: “Звезда”, Санкт-Петербург, 2002, № 1; “Toronto Slavic Quarterly”, 2002, № 1 <http://www.utoronto.ca/slavic/tsq/012002>; 2003, № 3 <http://www.utoronto.ca/slavic/tsq/032002>

Сергей Земляной. Родина и революция по сходной цене. — “Отечественные записки”, 2003, № 1.

Из жизни Израиля-Александра Гельфанда-Парвуса (1867 — 1924).

Михаил Золотоносов. Подполье вышло наружу. — “Московские новости”, 2003, № 10.

“Однако „Шатуны” [Юрия Мамлеева] так и могли бы остаться редким образчиком „черного шестидесятничества” <...> а попутно — пародией на „Привычное дело” (1966) Василия Белова, воспевшего „народного человека” Ивана Африкановича, если бы не одно обстоятельство. В более чем тридцатилетней ретроспективе роман воспринимается как попытка, едва ли не единственная в 1960-е и последующие годы, создания русского философского романа, в котором автор попытался схватить „вечные проблемы”, которые входят в „русскую матрицу” и от которых не избавиться никогда. Самое странное, что автору это удалось: литературно роман неровен, местами затянут и скучен, но все зафиксированные писателем тенденции, тогда задавленные, загнанные в подполье, пышно развились в последующие годы, когда давление вдруг прекратилось. <...> В будущее „пророс” не Иван Африканович, а его литературный ровесник и антипод Федор Соннов. Поэтому Василия Белова и его Ивана Африкановича забыли, а Мамлеева переиздают и читают”.

Михаил Золотоносов. Теплый и родной ужас. — “Московские новости”, 2003, № 11.

“В книге Петрушевской [„Девятый том”] приведены слова В. Л., заместителя главного редактора „Нового мира”, который гордо признавался, что приложил руку к тому, чтобы Петрушевская при Твардовском в журнале не была напечатана. Это характерно для либерала-шестидесятника, привыкшего дышать ворованным воздухом”.

Михаил Золотоносов. Конец секса. Издательство “Эксмо” выпустило сборник рассказов Баяна Ширянова “Занимательная сексопатология”. — “Московские новости”, 2003, № 14.

“Однако не будем торопиться с осуждением. Ибо скука эта в высшей степени доброкачественная, потому что именно Воробьеву-Ширянову выпала историческая роль: завершить ту, условно говоря, „сексуальную революцию” в нашей литературе, которая началась в 1990 — 1991 годах и к 2003 году окончательно иссякла как „революция”, как эксцесс, превратившись в общее место. Было бурное начало, много „первых”, а вот „последний” всего один — Ширянов”.